Вишнёвая тень (СИ)

Бруно ласково прищурился. Солнце уже клонилось к горам, и долину Энканто заливал золотой свет, игравший в кудрях двух очень похожих людей, замерших на берегу ручья.

– Я рада, что вспомнила эту игру, – Мирабель снова прильнула к дяде. Ей казалось, что Бруно обнимет её, но он отпрянул.

Обидеться девушка не успела, поскольку предсказатель осторожно чмокнул её в лоб:

– Я тоже рад, что к тебе вернулись воспоминания. А теперь пошли за глиной, Хвостик.

========== Глава 7 ==========

Золотой свет сменился на рыжую медь заката, тени удлинились, а Мирабель с Бруно наконец-то смогли набрать достаточно глины, перепачкавшись с ног до головы.

– Придётся заходить домой на цыпочках, – решила девушка, осторожно снимая обувь при входе в Каситу.

– Даже если наследим, уверен, родные сменят гнев на милость, когда получат новую посуду, – мудро изрёк предсказатель, впрочем, тоже привстав на носочки, – А ещё мы профукали ужин.

– Ты голодный? – заботливо поинтересовалась племянница.

– Нет, я больше о тебе волнуюсь.

– Я в порядке, и мне ничего не хочется, – Мирабель и сама удивилась этому факту, ведь добыча глины была какой-никакой, а физической нагрузкой. Вместо голода желудок тянул ноту «ля» с тщанием мальчика-служки в церкви. Вот и ещё один повод задуматься, что, собственно, происходит.

У Мирабель была одна, наиболее правдоподобная версия происходящего, но девушка гнала от себя даже малейшие мысли об этом.

Это не любовь.

Что угодно, пусть хоть отравление или лихорадка.

Что угодно – только не любовь.

– Я зайду к тебе завтра? – спросила девушка, истошно ругая сама себя где-то в глубине сознания.

– Конечно, Хвостик, могла бы и не спрашивать. А теперь беги сворачиваться в калачик.

– Спокойной ночи, – Мирабель проводила сутуловатую фигуру глазами, а затем, героическим усилием заставив ноги отлепиться от пола, побрела в ванную.

***

Оказалось, что глиняная пыль обожает не только ногти, но ещё и кудри, так что пока Мирабель приняла ванну, снаружи стемнело окончательно. Ещё немного, и кто-то из родных стукнет в дверь с посылом, что она вот-вот выльет на себя всю воду общины, если не целой Колумбии. Интересно, у дяди там тоже по плану наведение марафета? Странно, но Мирабель не могла представить его в чём-то кроме старой рубашки, штанов и пончо, и, тем более, вовсе без одежды. Цельнокроеный родственник. Наверное, он так и залезает под душ, а потом тихонечко сохнет, сидя посреди своей пустыни или карабкаясь по ступенькам наверх.

Придумать бы что-нибудь с этими ступеньками…

Уже упаковавшись в ночную рубашку, девушка заметила шкатулку, одолженную дядей ещё вчера. Совсем о ней забыла. Надо бы рассмотреть да вернуть владельцу.

В семье Мадригаль к искусству тяготели только она и дядя Бруно, хотя Мирабель знала, что дедушка Педро отлично шил. Если подумать, Антонио тоже иногда рисует, но пока нельзя было с уверенностью сказать, что это перерастёт в какое-то серьёзное увлечение. Любопытно, кто сделал эту шкатулку.

Пальцы девушки пробежались по лепесткам искусно вырезанных цветов. Внезапно раздавшийся «клик» заставил Мирабель вздрогнуть от неожиданности. Потайной замочек!

На кровать высыпались пожелтевшие от времени обрывки бумаги. Девушка, сама того не зная, держала затейливо украшенную вещицу вверх ногами.

Только бы не сломала!

Нет, вроде всё цело. Теперь нужно просто собрать содержимое, не разглядывая его.

«…искренне твой…»

Мирабель негодующе зажмурилась. Крохотный отрывок донёс до неё больше информации, чем хотелось бы. Судя по всему, это было порванное письмо.

Да ещё и почерк знакомый.

Руки сами потянулись к записке от дяди, в которой он приглашал племянницу в гости. Да, сходство налицо: наклон даже начертание букв совпадает.

Мирабель замерла, слушая, как её костерит голос собственной совести. Перед ней лежало старое письмо, написанное Бруно. Раз оно в шкатулке, значит, это не было предназначено для посторонних глаз. При этом оно было порвано: адресат его не дождался. Черновик, которому, возможно, минул не один десяток лет, и сейчас никому ни тепло, ни холодно от этих пожелтевших кусочков бумаги.

Да?

Верно?

Абсолютно верно! Пусть где лежало, там и лежит до скончания веков.

Девушка сделала всё, что могла, вплоть до воззваний к собственной лени, мол, обрывки слишком мелкие, да и поздно уже возиться с бумагой, но куда там.

Подвинув поближе столик, Мирабель взялась за этот квест, соединяя фрагменты канувшей в Лету жизни Бруно. То, что возникало под её руками, было написано поистине бисерным почерком, будто сочинитель мечтал исчезнуть с лица Земли в процессе создания письма. Было видно, насколько тщательно Бруно подбирал слова, боясь показаться смешным. Мама сказала, что ему было 16 или около того, когда он влюбился в Хуаниту. Робкий 16-летний юноша, от которого уже тогда чурались за его предсказания, сидел в своей комнате, сочиняя это. Мирабель могла представить себе, как он подпирал курчавую голову и покусывал костяшки пальцев. Ему было страшно, и при этом Бруно не мог совладать с чувствами, распиравшими его изнутри:

«Дорогая Хуанита.