Висталь (том 1)

Я сразу хочу попросить прощения за то, что отнимаю у вас ваше драгоценное время, и именно потому начну без предварительных околичностей. Дело в том, что я приехал издалека, и, пообщавшись с людьми этого города, узнал, что вы пользуетесь наибольшим уважением в этом городе, как учёной публики, так и людей далёких от грёз и исканий науки. Не сочтите за нелепость, но я хотел бы прояснить для себя несколько вопросов относительно учёности вообще, и прикладных наук в частности. И пусть вас не смущает отсутствие церемоний, а где-то и невежество с моей стороны по общепринятым лекалам научного знания, ведь я не имею классического академического образования. Но моё самообразование достойно всякого классического, а в чём-то и превосходит образованность бесспорных адептов науки различного направления, и оно нисколько не менее ценно, и не менее совершенно чем даже образование таких признанных университетов как Гарвард, Кембридж, Оксфорд, и им подобных. Я всегда считал самообразование ценнее и достойнее, чем насильственная образованность, пусть даже в таких общепризнанных столпах образованности как выше обозначенные. Ведь даже в этих институтах, при всём отвержении снобизма, наука всё же сводится к общим схоластическим правилам и параграфам, и имеет общую для всех и каждого дисциплину, положенную на выверенную и закреплённую доктрину полезности и вредности, как основных колоссов современного миро познания. И при всей важности такого академического знания, знание интуитивное, всегда оставалось для меня наиважнейшей формой познания. Ведь именно на этом познании с древнейших времён, держится действительно глубокое познание мироздания. В институтах и университетах можно много узнать, но нельзя ничего познать. И если вам не претит общение с таким неучем как я, прошу выслушать меня.

Самообразование так же насильственно, молодой человек, с той лишь разницей, что это насилие исходит от самого искателя знаний, он не ищет кнута и пряника вовне, он не перекладывает ответственность за собственное совершенствование на авторитетные головы преподавателей, он проявляет инициативу, и является сам для себя и учеником и преподавателем. И по большому счёту образованность вообще, как и всякое совершенствование, не может обойтись без насилия. Такова природа нашего разума, как и нашего тела. Ну, да я к вашим услугам, у меня есть несколько минут.

Иннокентий Ефремович, как вы считаете, существует ли такая полнота знания, которая могла бы окончательно удовлетворить разум, в его стремлении постичь мир. Может ли быть вообще такое знание, которое охватывало бы собой все стороны мироздания, и тем самым было бы абсолютно законченным и всеобъемлющим?

Иннокентий Ефремович, стоя до этого неподвижно, шагнул в сторону. Он никак не мог понять, что настораживало его в этом человеке, ведь он был в меру приветлив, в меру обходителен, и в меру нагл и самоуверен. Но что-то всё же смущало Иннокентия Ефремовича, в этом незвано ворвавшемся в его кабинет, собеседнике. Только потом, когда молодой человек покинет его кабинет, он поймёт, что причина всему, с одной стороны, сочетание его странного вида одежды, с его совершенно лысой головой. С другой стороны, – несоответствие его пропитанных юношеским максимализмом речей, и умудренного по видимому колоссальным опытом сознания, светящегося из его глаз лучезарным светом.

Вы спрашиваете можно ли достичь того, к чему мы все стремимся, и может ли быть удовлетворён наш разум на ниве рационально-аналитического познания мира? Ведь если мы не в состоянии ни при каких условиях на этой ниве открыть мир до конца, зачем стремится к этому? Так ли я вас понял, молодой человек? Да. Простите за такой изощрённый нигилизм, но для чего вся эта возня, если она никогда не удовлетворит человека? Зачем стремится к тому, что никогда не будет совершено? Если ради самого процесса, который создаёт иллюзию становления и совершенствования, то это так же спорно. Все ваши открытия и изобретения, приносящие мимолётные удовлетворения, все построения, о которых ваш разум забывает, как только они оказываются законченными, – всё лишь забавы детей, играющихся в песочнице и воображающих, что все их замки реальны, что они представляют важность и имеют сами по себе ценность. Вы стремитесь облегчить жизнь человеку, и делаете её тем труднее. Вы всё и вся усложняете, и тем самым делаете жизнь пошлее. Вы гордитесь прогрессом, который убивает не только природу вообще, но и внутреннюю природу человека, делая его лукавым, зависимым, слабым и не приспособленным, делая его плоским, и всё более не цельным. Вы обманываете его надежды на будущее счастье. Вы кичитесь своей цивилизацией, вы боготворите её! Но она, тем временем, необратимо опошляя и опрощая всех вас, ведёт человека к пропасти.