Vita Nostra. Собирая осколки

– В Институт, – послышался голос Вали хрипло и с вызовом, будто мальчик спрашивал, кто крайний в очереди на плаху.

Сашка обернулась. Валя ее узнал – и инстинктивно попятился.

* * *

– Садись.

Кажется, его неприятно поразило, что в ее кабинете нет окон. Впрочем, он готов был ко всему, хоть к подземелью с цепями; чемодан на колесиках стоял у его ног, слишком маленький, чтобы вместить все вещи на три сезона. Собираясь, он не думал о будущем.

– Ты опоздал, – напомнила Сашка, когда он уселся на краешек стула. – Ты пропустил посвящение в студенты. В чем дело?

– Я перепутал автобус из аэропорта. – Он снял очки и начал протирать стекла краем джинсовой рубашки. Сашке некстати вспомнился Фарит.

– Здесь никто не будет тебя жалеть только потому, что ты мой брат.

Он пожал плечами, показывая, что ему все равно. Свой шаг в пропасть он уже сделал – после того как обнаружил, что на факультете медицинского оборудования нет такого студента, более того, даже абитуриента такого не было. После того как связался наконец с мамой и понял, что та не рада его звонку: у них с папой было время очень важного визита к очень ценному доктору. Когда мама написала потом сообщение и попросила общаться письменно: связь в медицинском центре не очень хорошая, но все остальное – просто отличное. Врачи обещают, что скоро папа будет бегать, танцевать, плавать…

И тогда Валя впервые в жизни устроил подростковый бунт. Он собрал чемодан и сел в самолет, билет на который взяла ему Сашка. На самом деле она брала ему билеты на каждый день начиная с двадцатого августа, но Валя дотянул до последнего: прилетел тридцать первого ближе к полуночи, ночевал на скамейке в аэропорту, перепутал автобус, утром опоздал…

– Можно спросить? – Он снова надел очки.

– Да. – Сашка удивилась, но и внутренне напряглась.

– Моя мама… Мне всю жизнь казалось, что она меня… опекает, даже слишком… Я чувствовал всегда, что она рядом… То, что она отказалась от меня, – это… колдовство? Или она просто от меня отказалась?

– «Колдовство» мы оставляем Андерсену и братьям Гримм, – сказала Сашка. – А люди ведут себя по-разному в разных ситуациях…

И добавила про себя: «Капитан Очевидность».

– Она не отказалась и не перестала тебя любить. Мама знает, что ты учишься на факультете медицинского оборудования, что тебе все нравится, а живешь ты дома. Твоя мама находится в информационном пузыре, где у тебя все хорошо и все идет по плану. Это комфортная, добрая реальность.

Валя, похоже, медленно соображал после бессонной ночи. Или ему трудно давалось осознание, что его подростковый бунт остался незамеченным, как падение метеорита при ярком солнце. И он к тому же не мог решить: радует его это? Огорчает?

– Поверь мне, было бы гораздо хуже, если бы она продолжала тебя контролировать и держать под юбкой. – Сашка вспомнила братьев Григорьевых. – Сейчас мы пойдем в учебную часть, ты отдашь документы, получишь ордер в общежитие и карточку для столовой и библиотеки. И сразу на первую пару. А потом уже, после занятий, пойдешь поселяться. Сам виноват – надо было раньше приезжать!

– А что такое Торпа? – Он сидел не двигаясь.

– Это место, где ты получишь ответы на все вопросы, – мягко сказала Сашка. – Если будешь хорошо учиться и стараться изо всех сил.

* * *

Остановившись у двери первой аудитории и услышав внутри спокойный голос Портнова, Сашка на миг испытала робость, как будто опоздавшая студентка – это она. И ей пришлось сделать над собой усилие, чтобы постучать.

– Да, – сказал за дверью Портнов.

Он сидел на преподавательском месте – серый свитер, очки в тонкой оправе, светлые волосы, собранные в хвост на затылке. Смотрел на Сашку, как смотрел бы на опоздавшую студентку – с жестоким интересом. Это длилось долю секунды…

– Встали. – Портнов поднялся из-за стола.

Первокурсники вслед за ним оторвались от стульев, неохотно, будто удивляясь здешним казарменным порядкам, но уже догадываясь, что ослушаться – себе дороже.

– Александра Игоревна Самохина – ректор нашего Института, – негромко сказал Портнов. – К тому же она дама. Я прошу вставать всякий раз, когда ей зачем-то понадобится прервать наше занятие.

Портнов был верен себе. Сашку рассмешила его язвительность, но смеяться было бы непедагогично, поэтому она с непроницаемым лицом поманила Валю, приглашая войти.

– Олег Борисович, – сказала Сашка, – первокурсник Шанин Валентин опоздал к началу занятий.

Она дождалась, пока Портнов кивнет, и только тогда посмотрела на класс. Двенадцать человек, группа «А», стояли спиной к освещенному окну, и в аудитории было просторно: комната была рассчитана на два десятка студентов. Братья Григорьевы занимали последний стол слева – тот, где когда-то любила сидеть сама Сашка.

Двенадцать силуэтов в солнечном свете из окна. Двенадцать едва различимых, глубоко утопленных искр. Каждая из них может вырасти в Слово и прозвучать, стать частью Речи и возродить ее. А может не вырасти.