Vita Nostra

Прозвенел дверной звонок. Вернулся Костя, принес пакетик чая, банку кофе, печенье и шоколадку; Сашка краем глаза видела, как он расставляет покупки на полке, но не повернула головы.

Коженников что-то сказал сыну, тот вполголоса ответил и тут же о чем-то спросил. Сашка не различала слов.

Закрылась дверь. Костя ушел. Сашка не двигалась.

– Не вижу трагедии, – тихо сказал Коженников. – Ты будешь делать все то же самое, только под присмотром педагогов. Я думаю, они назначат тебе дополнительные занятия.

– Я больше не смогу учиться, – прошептала Сашка.

– Сможешь. Наоборот – будешь учиться усерднее. Но – дисциплина, Саша, и самоконтроль – полезные вещи, иногда необходимые. Скажи, я не прав?

Сашка молчала.

– В твоих силах сделать так, чтобы он никогда не зазвонил, – проговорил Коженников мягче. – Все зависит от тебя. Как обычно.

– Я вас видела, – сказала Сашка. – Когда вы вошли. Я почти сразу ослепла… Фарит, ну невозможно ведь жить в мире, где вы есть.

– Невозможно жить в мире, где меня нет, – сказал он после короткого молчания. – Хотя смириться со мной трудно, я понимаю.

* * *

– Не сгибайте колено, Саша! Тянитесь, вот так… Еще немного, и получится!

Лиза Павленко сидела на шпагате, упираясь руками в пол, но сохраняя на лице равнодушно-рассеянное выражение. Сашка, застонав, поднялась:

– Я не могу. Мышцы болят.

– Потому что надо растягиваться каждый день! – ради убедительности физрук приложил руку к груди. – Вот Лиза растягивалась, и у нее же получилось?

– Я очень за нее рада, – сказала Сашка.

Дим Димыч вздохнул. Юля Гольдман, выгнувшись триумфальной аркой, уже минут пять стояла на «мостике», и кончики ее волос касались деревянного пола.

– Саша, сдайте хотя бы «колесо». Только телефон уберите, я же просил не ходить на занятия с мобилками!

Сашка, поколебавшись, сняла с шеи розовый шнурок. Положила телефон в карман спортивной куртки, заперла на «молнию». Дим Димыч смотрел почти раздраженно:

– Его что, украдут? Ни на секунду нельзя расстаться?

Сашка ответила таким тяжелым взглядом, что юный физрук смутился.

* * *

В пятнадцать сорок из тридцать восьмой аудитории вышла Женя Топорко. Окинула Сашку надменным взглядом и, даже не поздоровавшись, уплыла вдаль по коридору.

– А, это вы, – приветствовал Сашку Портнов.

Она коротко поздоровалась и села на свое место перед преподавательским столом – студентка, каких много. Вытащила понятийный активатор. Текстовой модуль. Уставилась на свои руки.

Телефон на шнурке касался края стола. Розовое пятно на краю поля зрения.

– Сначала я думал, что вы просто зубрилка, – пробормотал Портнов. – Потом я заподозрил, что вы талантливы… Потом я догадался, что вы глагол. Это было, когда вы заговорили. Когда я велел вам молчать, а вы нашли нужное слово очень быстро, чуть ли не за несколько дней… Помните?

Сашка кивнула.

– Потом все повисло на волоске, казалось, я ошибся… И Николай Валерьевич ошибся тоже… И вы переродились скачком. Стало ясно, что вы глагол, и возникло сильнейшее подозрение, – Портнов подался вперед, не сводя с Сашки глаз, – что вы глагол в повелительном наклонении. Вы повеление, Саша.

– Не понимаю.

– Понимаете, – Портнов сощурился. – Такова наша специальность: ничего нельзя объяснить. Можно только понять самому. Вы повеление, часть Речи созидания… несущая конструкция. Я говорил вам, что вы проекция. Помните? Так вот: вы проекция Слова, которому скоро предстоит прозвучать. И с каждым днем вы все ближе к оригиналу. Вы фундамент, на котором можно построить целый мир. И это нельзя объяснить, Саша, это можно только понять.

Сашка зажмурилась.

На секунду перестала думать словами. Казалось, мысли ее – живые существа, похожие на цветных, подсвеченных изнутри амеб.

– Вы все понимаете, – сказал Портнов. – Вам не хватает опыта и знаний. Второй курс… Едва начали учить Речь… Но вы уже слово, Саша, слово, а не человек. Повеление, приказ. Ваша ценность как будущего специалиста колоссальна. Мы будем заниматься в мае, в июне, частично в июле – каждый день и очень серьезно.

Сашка скосила глаза на розовый телефон.

– Под наблюдением педагога! – повысив голос, сообщил Портнов.

Похлопал себя по карману в поисках сигарет. Сказал другим тоном, очень по-деловому:

– Берите карандаш и бумагу. Раскрывайте активатор. Начнем с мелочей.

* * *

Она была, как воздушный шар, рвущийся вверх. А маленький розовый телефон якорем тянул ее вниз и не давал сорваться; она прожила вот так, «на разрыв», длинный день. Может быть, один из самых счастливых в своей жизни.

Она вышла от Портнова, переполненная картиной мира – яркой, завораживающей и страшной. И носила ее до вечера, стараясь не расплескать.

Озарение накатывало волной и уходило снова. Когда Сашка осознавала себя Словом – ей делалось легко, как никогда в жизни. Это был покой одуванчика, впервые распустившегося на зеленом лугу. Это было счастливое мгновение без ветра, без будущего и, разумеется, без смерти.