Витающие в облаках

— Герцог Тар-Винт вглядывался в бескрайний горизонт — нет ли где признаков опасности. Ибо он знал, что путешествие воистину может стать роковым, — это будет величайшее испытание его мужества и находчивости. Уже настала весна, но нигде не видно было ни клочка зелени. Когда Сумрак еще не пал на землю, степи Чаргапа в это время года пылали разноцветьем: их украшали крохотные голубые звездочки вердуна, а также райкиль, который мудрые женщины степей собирали для изготовления целебных снадобий.

Демаал, верный боевой конь герцога Тар-Винта, втянул ноздрями воздух…

— Когда ты наконец его остановишь? — спрашивает Нора с заметным раздражением. — Ты понапрасну тратишь слова.

— Можно подумать, они вдруг кончатся.

— А откуда ты знаешь, что нет? Вдруг они и вправду возьмут и кончатся, и ты даже не успеешь…

Chez Bob

«Джеймс не может так легко сбросить со счетов призрак всезнающего автора. Он не может санкционировать вмешательство во внутреннюю драму романа. Принимая во внимание историческую перспективу, я полагаю, нам будет проще признать в этом аспекте книги предпосылку реализма того типа, сторонницей которого была Джордж Элиот».

Я боялась, что не до конца понимаю этот абзац. Я списала его из книги, но это еще не значило, что он имеет смысл. Я зачитала его Андреа, которая, вместо того чтобы работать над очередным выпуском «Диковины», студенческой газеты, пошла провожать меня домой и теперь безутешно ошивалась на Пейтонс-лейн в надежде, что появится Шуг. Сейчас она раскладывала карты Таро среди хаоса, царящего на столе.

— А ты не можешь наколдовать мне реферат? — спросила я.

— Магию нельзя использовать в эгоистических целях и ради личной выгоды, — торжественно продекламировала она, словно зачитывая из справочника молодого некроманта.

После Мартиного семинара меня так и не перестало мутить. Может, кишечный грипп гуляет. В квартире было ужасно холодно, хоть я и включила электрический камин на полную мощность. От него неприятно пахло расплавленной пылью и перегорающими пробками.

— «Дамарт», — загадочно сказала Андреа, когда я усомнилась в практичности одежды с вышивкой ришелье для такой погоды.

На проигрывателе очень громко играла пластинка «In the Court of the Crimson King»[60], и каждый раз, когда я уменьшала громкость, прибредал Боб и простодушно увеличивал ее снова. Он ел мармит прямо из банки, и вид у него был ошарашенный.

В последнее время Боб пытался взяться за учебу, но крайне бессистемно. Теперь он тонул в хаотическом океане учебников и рефератов. Учебники («Рассуждение о методе» Декарта, «Теория познания» Вузли, «Основания эмпирического знания» Айера) были по большей части крадеными — Боб не считал кражу книг преступлением («Мысль должна быть свободна, разве не так?») — и лежали нераскрытыми, словно он надеялся впитать их содержание посредством осмоса.

Боб натаскал домой горы старых рефератов, выпросив их у каких-то людей, о которых я никогда не слыхала: «Может ли прогресс науки показать, что мы так и не обрели подлинной свободы?», автор которой носил(а) совершенно неправдоподобное имя Венди Дарлинг-Бренди; «Существует ли декартов круг?» некоего Гэри Севена; «Что доказал Юм относительно нашей веры в чудеса?» какой-то Одри Бакстер.

Боб глядел на пачку рефератов по английской литературе и хмурился.

— У тебя ведь есть реферат по Джордж Элиот? — спросил он.

При написании рефератов Боб пользовался очень простым методом: он попросту резал чужие работы на куски и складывал вместе как попало. Конечно, все мы плагиаторы и изготовители фальшивок — не в одном, так в другом, пусть даже исключительно в мыслях, — и своими коллажами, хоть порой и бессвязными, Бобу обычно удавалось обвести вокруг пальца преподавателей (из которых не все были под кайфом, но все в смятении).

Боб держал в руке список тем для рефератов с сессии 1971/72 года и монотонно зачитывал:

— «Каждый раз, когда Юм в какой-либо степени осознаёт себя, он осознает свое восприятие, а когда он не осознает восприятие, у него отсутствует концепция себя. Обсудить». Я не понял, что это все вообще значит?

— Это жизнь, Боб, — объяснила я, — но в незнакомой для тебя форме.

Он взял в руки «Невозможность онтологического доказательства» Канта и показал нам обложку, словно нечто невиданное.

— Это книга, — сообщила Бобу Андреа.

— Я знаю. — Он устало покачал головой и мрачно зачитал нам из какого-то старого реферата по философии: — «Является ли „я“ лишь переплетением восприятий? Если так, то чем это переплетение удерживается вместе? Обсудить». С кем я все это должен обсуждать? Сам с собой?

Он мрачно и задумчиво жевал мармит.

— Да.

— Тебе предстоит большое путешествие, много неудач и ужасная смерть, — равнодушно произнесла Андреа, переворачивая веер карт Таро.

— Угу, угу, — сказал Боб.

Явился Шуг в компании Робина.

— Где ты был? — спросила Андреа.

— Там и сям, — ответил Шуг. — Много дел, много встреч.