Ну и пусть! — отчаянно подумал Леонид, толкая ногой застекленную дверь с белой шторкой. Пусть. Во сне всё можно… Он положил девушку на кушетку, содрал с посиневшего лица жухлые водоросли и пальцем оттянул левое веко.
Зрачка не было.
— Не так, — сказал врач и показал, как надо. Зрачок был.
Леонид снова оттянул веко и посмотрел. Ничего не понять.
— Резкое сужение зрачков, — наставительно произнёс врач, — есть характернейший признак отравления морфином. Капельницу!
— Вот видишь, — сказала Люся (но и это была не она), — на месте. А ты сомневался.
— Разбудим? — спросил врач.
— Пусть так полежит, — сказал не Люсин голос. — Покурим, куда спешить? Доставай райкомовские.
— А если свалится? Высоко.
— Не думаю. Поза отработанная, привычная. А спички?.. Профессиональная, можно сказать, поза… И у меня нет.
— Я же говорил: давай разбудим. Выжми на него свою бороду. Вот сюда, за шиворот.
— Не надо! — поспешно сказал Леонид, выплюнул стружку и сел, свесив с верстака ноги.
— С добрым утром, — сказал Викулов. — Спички давай.
— А у меня обеденный перерыв! — заявил Леонид. — Хочу — обедаю, хочу сплю. — Он резко мотнул головой, вытряхивая из волос стружки, и увидел Даблина. — Провокатор, — сказал он ему. — «Выжми за шиворот»! И должность у тебя провокаторская.
— Вот спасибо, — обиделся Даблин. — А я-то за него хлопочу, а я-то о нём беспокоюсь!
— Да? — усомнился Леонид. — Ну, тогда извини. Тогда я сейчас чаёк… — Он слез с верстака, прошёл в угол к электрической плитке и, сняв с неё клееварку, поставил чайник. — Сон какой-то дурацкий снился, — сообщил он, разматывая удлинитель. — Сплю, понимаешь, и знаю, что это сон… А вы, собственно, зачем пришли?
— За спичками, — напомнил Викулов.
— На полке над верстаком. Не там, выше… Погоди, а зачем тебе спички? Ты же бросил.
— Я первого сентября бросил. А сегодня уже двадцать девятое.
— Понятно. — Леонид вернулся к верстаку, сгрёб с него стружки, придвинул стулья. — Блиц?.. — предложил он, доставая с полки шахматные часы и доску. — На вылет, а?
Викулов отрицательно мотнул бородой, размял сигарету, закурил и удалился в подсобку. Леонид вопросительно посмотрел на Даблина.
— Потом, — сказал Даблин, сдул с верстака опилки, развернул стул и сел. Вид у Даблина был назидательный и таинственный, как у профессионального Деда Мороза. Сейчас потрясёт посохом, и ёлочка загорится. — Повестки при тебе? — спросил он.
— При мне, — озадаченно сказал Леонид и потянулся к внутреннему карману, где в бумажнике лежали обе повестки — милицейская и от нарколога. — А ты откуда знаешь? — спохватился он.
— Должность у меня такая — быть в курсе.
Леонид подозрительно оглянулся на распахнутую дверь подсобки. Викулов рылся в стеллажах, где был составлен его уже готовый заказ: сорок мольбертов и две сотни багетных рамок. Вытащил один из мольбертов на свет и стал придирчиво разглядывать. На Леонида он не смотрел… Да нет, ерунда же! Ему-то откуда знать?..
— Люся сказала? — неуверенно предположил Леонид, доставая бумажник. Так ведь и она тоже…
— Я же говорю: должность такая. Давай, давай.
Даблин взял протянутые повестки, одну за другой пробежал их глазами, сложил вместе и разорвал пополам. Потом сложил половинки и ещё раз разорвал. И ещё раз. И бросил обрывки в ящик со стружками.
— Вот так, — сказал он покровительственно. — И что бы ты без меня делал, гражданин уникум?
Леонид неопределённо улыбнулся.
— Прошла зима, настало лето, — процитировал он. — Спасибо Даблину за это.
— А ты как думал? Вот записали бы тебя в наркоманы — век не отмылся бы. Телевизор смотреть надо!
— Я и говорю: спасибо. А при чём тут телевизор? Просвети.
Даблин охотно просветил.