Витебский сад (СИ)

  Почему она так сильно привязалась к Наталье Андреевне, которую почти не знала? Что вообще это было - обман, наваждение? Объяснить в двух словах нельзя. Сказались, наверное, тоска по сестре, которой у нее не было, нереализованная мечта о задушевной подружке, обиды на маму, вынужденную из-за работы редко бывать дома. Но главное - Наталья Андреевна была не учительница. Педагог дополнительного образования - это уже иное, она не принуждала, но помогала и объясняла. К Наталье Андреевне девчонки-семиклассницы могли прибежать в не свой день, потрещать о косметике, пожаловаться на непонимающих взрослых.... Начало "культа Натальи Андреевны" положила вовсе не она, а задумчивая и нерасторопная Светка Мамлютина - вот уж от кого не ожидали. Однажды Светка явилась в сиреневом свингере (пальто с цельнокроеным большим воротником-капюшоном) и надменно сказала, что в точно таком же, только, разумеется, на три размера меньше, ходит Наталья Андреевна - она ее видела спешащей к остановке. Видок в этом пальтище у Мамлютиной был еще тот - точно слона захомутали, обернув в фиолетовый кашемир. Но вскоре стиль а ля Наталья Андреевна утвердился у них как стандарт и эталон. И еще долго они неосознанно ему следовали, выбирая себе деловые костюмы невеселых цветов, юбки средней длины с разрезом под коленку, длинные свитера с отложным воротом и т.п. Кэт подключилась к этому странному почитанию Натальи Андреевны самой последней.

  Дистанция между девчонками из ее класса и Натальей Андреевной сохранялась, но довольно слабая, и чем дольше она у них вела студию. Тем больше о себе рассказывала. Она болтала с подопечными о родном городке, призналась, что и не собиралась идти в колледж, но пришлось оставить частный институт. Кэт могла лишь догадываться, что родители Натальи Андреевны работали в доме культуры, спасались подсобным хозяйством, а многие наряды перешивались ей из обносков двоюродной сестры, которая была гораздо выше и толще..... И даже обожаемая девчонками волчья шубка - скорее перекрашенный химией безродный пёс с густым вздыбленным подшёрстком. Кэт оказалась к Наталье Андреевне чуть ближе остальных. Выяснилось, что на ее шубку странно реагируют собаки - начинают выть и припадать пастями к земле, и она попросила проводить ее до вокзала по пятницам. Наталья Андреевна уезжала на выходные в свой городок после занятия в 16.45 и боялась собак, стаями бегающих по Грузовой улице. Подбегут, понюхают край шубы и скалятся, а потом как завоют, как отползут на брюхах, как закатят глаза....

  Эта пахнущая не то псиной, не то волчиной шубка и подарила Кэт возможность спокойно пройти с Натальей Андреевной через всю Грузовую к вокзалу, показать ей свои любимые места - поворот, башню, длинную кирпичную стену, испещренную надписями, Иверскую церковь, уже год стоявшую в строительных лесах. Наталья Андреевна слушала ее и улыбалась.... Привокзалье выглядело в 1990-е неуютно, асфальта на Грузовой улице остался тонкий сбитый слой, фасады деревянных домов облезли, старая булочная была ни жива, ни мертва со своими закрытыми ставнями, вымазанным густой рыжей краской. Но Кэт говорила обо всем с жаром, как заправский экскурсовод. Что конкретно - уже не вспомнить, отпечаталось больше, как они шли и говорили по пути обо всем на свете, будто Наталья Андреевна - старшая сестра. Кэт уморила ее страшилками про привидения, мумии эсэсовцев в подвалах, и самую любимую - про трамвай, врезавшийся в похоронную процессию: - вот на этом самом месте, где мы сейчас идём, прямо у дома творчества это было в 1974 году, хоронили одного колдуна. А потом очень грустно идти к себе на Семинарку (спустя лет 20 она удивится, узнав, что родные места на электронной карте подпишут Семинарской слободой - Семинарка была в ходу, но никак не слобода, эта слобода исторически Покровская).