Еще парадокс: Кэт довольно смутно помнила улицу Пушкина в 1990-е, но переулок Хлебный ее мозг запечатлел вплоть до мельчайших деталей. Кэт жила там до 12 лет с мамой, папой и бабушкой в небольшом частном домике с огородом. В его стену Катин дедушка вмуровал мелкие камни и несколько осколков от кирпичей Иверской церкви. Бабушка, узнав об этом, сильно ругалась, но дедушка отбился, говоря - Иверская теперь нефтелавка, а не церковь. Долгие годы, переехав оттуда на Семинарскую улицу, Кэт нарочно ходила в школу мимо бывшего своего дома, чтобы рассмотреть проступавшие сквозь синюю краску мелкие камни. Хлебный переулок после пересечения с улицей Пушкина делал небольшой изгиб, след прошлых застроек, и Катя всякий раз его старательно огибала, не вдумываясь, что это и отчего. Ее интересовало солнце, кошки, лужи, первые клейкие почки, старые высокие тополя, непонятнее провалы и холмики, обросшие изумрудным мхом. Она на все смотрела, будто видела впервые, или проспала, или проболела долго, а теперь вновь узнает и радуется. Тут подловило ее сплошное déjà vu, постоянно Кэт попадала в сладкий плен забытого узнавания. Иногда видишь улицу, дома, сад, школу, и все вроде бы то же самое, что наяву, давно знакомо, но расположение их немного отличается от настоящего. Кэт часто казалось, будто ее школа почти примыкает к Орёл-2 и за яблонями уже только серый забор да узкая тропка. На самом деле между 31 школой и грузовой станцией Орёл-2 есть дома, старые деревянные из чернеющих шпал, с резными остриями над крыльцом, и несколько послевоенных двухэтажных. В действительности от серого бетонного забора станции есть широкий проезд, весь усыпанный сеткой мелких луж, ничуть не узкий; напротив, дальше он расширяется и перед вратами Орёл-2 открывается небольшая пустая площадка, тоже вся в ямах. На ней, под смутной тенью кривоватой, вывороченной лиственницы, растущей у конторы грузового двора, наверное, с царских времён, Кэт училась кататься на велосипеде и падала в лужу.
Какая же тогда выдалась хорошая весна в 1996 году! Как все ее радовало, дарило надежду - так только в юности бывает, лет в 15. Но и весна та правда была расчудесная. В начале апреля ветер дул еще холодный, зимний, но солнце его перебивало. На высоченном тополе выли коты. Хлебный переулок распахнул свои отяжелевшие за зиму ворота. Кто подметал, кто подкрашивал фасады из маленьких баночек тонкими кисточками. От ацетона кружилась голова - на выступах, у длинных железнодорожных ангаров, ребята нюхали клей, а тут еще примешивался запах краски в каждом дворе. Кэт вроде бы ничего уже здесь не держало: давно спилены во дворе старые колючие терносливы и груша-бергамот, своими очертаниями напоминающая в темноте виселицу, поразъехались или забыли ее девочки, с которыми она играла в детстве. Но все еще прежние соседки, помнившие бабушку Кэт, кивали ей, она кивала им, иногда коротко отвечая на немудреные вопросы - да, бабушка живёт на "микроне", а я с мамой на Семинарской улице. Нет, мама замуж не вышла. Да, папа платит. Кэт очень хотелось, чтобы ее тут помнили как можно дольше. Но собаки на нее уже заходились лаем, как на чужую.
Единственное, что осталось здесь от времён ее детства - очень ветхие сараи, густо-коричневые, местами совсем черные. Кэт не видела, чтобы кто-то их отпирал. Один из сараев строил Катин дедушка, в 1950-е, когда работал на мельнице. Ключ от сарая давно потерялся, замок не поддавался. Кэт даже не знала, что в нем прячется. Отковырнув от своего сарая кусочек пористого мха, Кэт бросила его на землю и зашла в ворота школы. Ворота захлопнулись за ее спиной акульей пастью.
Юность якобы похожа на неожиданно распахнувшуюся дверь (возможностей). Ее можно долго не замечать на однотонной стене, но открыть потом уже не получится. Главное - вовремя эту дверь разглядеть. Для Кэт та дверь отворилась прямиком в Витебский сад, точнее, в пришкольный яблоневый садик, выросший примерно на его месте и косвенно его продолжавший. Открылась дверца в прямом смысле слова. Однажды Кэт и Машка задержались в школьной столовой. Кисель, хоть и написано - из консервированных абрикосов, разбавлен до прозрачности, один запах, полшкурки и косточка на дне. Вдруг взгляд девчонок упёрся в белую, почти незаметную на фоне стены запасную дверцу.