Витебский сад (СИ)

  -Это только мне кажется, что дверь не закрыли? - спросила Машка. Кэт сильно стукнула - и дверь распахнулась, вынеся ее голову в пришкольный садик. Они обрадовались и убежали. Вернулись через ту же дверь. С тех пор Кэт и Машка частенько убегали бродить по окрестностям, сидели на тёплых рельсах Орёл-2, облазили площадку у милицейской общаги, но больше всего им полюбилось гулять на Семинарских холмах перед нефтебазой. Бесконечно долго хочется сидеть на острие выветренного Семинарского холма, с его плавными, нежными срезами, похожими на очертания голых женщин, смотреть, как едут поезда на брянской ветке, как в прошлогодней траве шныряют уцененные дракончики ящерок. Чуть-чуть пробиваются синие ростки "гадючьего лука", щекотно рукам от первых тонких травинок. Солнце конца апреля жжёт бледные, веснушчатые лица, резервуары нефтебазы блестят серебром. Узкая брянская ветка железной дороги отсекает Семинарские холмы от Афанасьевского кладбища.

  - Скоро, 30 апреля, Вальпургиева ночь, шабаш! - пугает ее Машка. - В полночь все сюда придут.

  - И ты? - недоверчиво спрашивает Кэт. - Твои ж рано ложатся и не пустят. Родители Машки Вострик - редкие птицы для 1990-х, они технологи на водочном заводе "Кристалл". Гонят утром, днём и даже ночью.

  Страшные места - Афанасьевское кладбище, Семинарская станция, Рельсовая, Орёл-2, Орёл-3.... Сколько историй бродит в школе - про мальчика, которому поездом ногу отрезало на Рельсовой улице, и он потом эту ногу всегда с собой носил. Про глупую девочку, сунувшую голову в цистерну, а высунувшую ее уже с нефтяными змеевидными присосками вместо волос. Про тень оклеветанного инженера, каждое полнолуние светящуюся на недостроенном им Семинарском мосту-путепроводе.

  Трон Люцифера на Семинарской

  Ночью, в мамино дежурство, Кэт осторожно пробиралась через Семинарскую станцию, где мутные тени в капюшонах откручивали с железной дороги "ненужные" железки. В лесополосе истошно орали совы-первогодки, старый хитрый филин недоверчиво вторил им - ух ты! Над забытым пакгаузом взошла полная, ноздреватая Луна. Ее сыр не освещал тьму, а лишь пугал. Лесополоса все ближе, крики сов стали громче, они резали слух и точно смеялись над Кэт. Только переступила через прогнувшиеся доски переезда, за шею ее обняли знакомые ледяные руки. Машка Вострик крепко держала подругу за шейные позвонки. Они пошли вместе.

   - Ритка (староста) свою кровь пожертвовала. Я ее несу.

  Машка вынула из кармана флакончик из-под духов "Пуазон", заполненный бордовыми сгустками. -Дымаченко будет лбы посвященным мазать. "Во имя ада и все такое прочее" - объявила она.

  Идея пойти на чёрную мессу в Вальпургиеву ночь овладела одноклассниками еще в марте. Был украден из библиотеки "Трон Люцифера" - советское атеистическое издание, разоблачающее сатанизм на тлетворном Западе. Ходила по рукам затертая аудиокассета с латинскими хоралами, перепетыми задом наперёд. Все врали, будто им совсем, совсем не страшно выскочить из нагретых постелей, одеть все шиворот-навыворот и потащиться через железную дорогу. Семафор бросал алый луч на Семинарские холмы, тёмные и застывшие. Над головой вспорхнула, образовав перепончато-кожистую "корону", крупная летучая мышь, и тут же скрылась. Вёл их на чёрную мессу двоечник Дымаченко, Дымач, вождь горе-сатанистов. Ангельская внешность сочеталась в нем с одеждой бедствующего "металлиста" - потертая косуха старшего брата, футболка "Айрон мейден". На плече у него восседала красноглазая крыска, доверчиво нюхающая весенний воздух. Дымач поправил взлохмаченные белые волосы и они зашли на Афанасьевское кладбище. Пробирались через прошлогодние колючки, натыкаясь на острые колья оградок. Дымач нёс зачем-то старинное распятие, черную книгу и даже вышитое полотенце. По дороге он учил их сатанизму.

  - Черная месса - это такая же месса, только шиворот-навыворот. Распятие кладется вниз головой. Вместо крестов рисуются пятиконечные звёзды в круге. Вместо вина - кровь блудниц и жаб. Кровь напоминает о Лилит, первой жене Адама. Она научила людей колдовству и абортам.

  Все это они уже знали, все это уже было неинтересно. Ох, нужна ведь еще жаба, большая, пупырчатая, склизкая! С жабы надо сдоить кровь, а самый смелый из них съест ее сердце. Дымаченко шарил во тьме руками между могилами, лез под листья, в сырость и тлен. Жабы будто чуяли или у них намечалась отдельная Вальпургиева ночь, не нашли не одной. Могилы кончились. Уже начинался огород дома на Левоовражной мини-улице, на самом краю кладбища. Старые могильные оградки условно отделяли мир мёртвых от мира относительно живых, где топилась печка в честь холодной ночи и набрякли розоватые бутоны на ветвях низенькой яблоньки. Они остановились у пустой площадки, обрывавшейся в пропасть Семинарского оврага. Машка включила фонарик. Туннель света озарил Ритку - прислонившись спиной к дереву, староста спала. Ее сон сторожили робко жавшиеся к краю выступа троечники. Раскрылась книга, перевернулся крест, зажглись особо отвратные, шипящие свечи с неестественными оттенками пламени.