Витгенштейн

Для того чтобы доказать, что это не работает в случае с первым отношением, необходимо ввести еще одно различие. Вернемся к Цицерону; можно принять во внимание тот факт, что какое-либо свойство является одним из свойств, которыми обладает Цицерон, – именно так мы и поступаем, например, когда задаемся вопросом о том, имеются ли у Демосфена все те же свойства, что и у Цицерона. Одно из них – быть хорошим оратором. В таком случае можно сказать, что свойство быть хорошим оратором является одним из свойств Цицерона или, если угодно, что «х является хорошим оратором» попадает под понятие «Х является понятием, под которое подпадает Цицерон». Таким образом, «Х является понятием, под которое подпадает Цицерон» – это довольно странное понятие, под которое подпадают не предметы, но понятия. Условимся именовать понятиями первого уровня понятия, под которые подпадают предметы, а понятиями второго уровня – понятия, под которые подпадают понятия первого уровня. Отношение, существующее между понятием первого уровня и понятием второго уровня, аналогично отношению, существующему между предметом и понятием первого уровня.

Итак, вернемся к нашему делу. Признавая, что Демосфен является хорошим оратором и что быть хорошим оратором – это свойство Цицерона, мы ни в коей мере из этого не заключим, что Демосфен является свойством Цицерона! Отношение, называемое математиками отношением принадлежности, не является транзитивным, в отличие от отношения включения, чего не осознавал Аристотель, считавший, что глагол «являться» выражает один и тот же тип связи в предложении «Цицерон является хорошим оратором» и в предложении «трибуны являются хорошими ораторами».

Впрочем, можно обнаружить еще одно значение глагола «являться». В предложении «Август является первым римским императором» может показаться, что «первый римский император» – свойство, которым обладает Август. Однако это не так. «Первый римский император», естественно, обозначает не свойство, но совершенно конкретного человека, который обладает свойством быть первым римским императором (их может быть и больше, как порою случается в автогонках!). Иначе говоря, «первый римский император» является именем предмета и называет тот же самый предмет, на который указывает слово «Август». Таким образом, в данном предложении говорится не о том, что Август обладает тем или иным свойством, но что Август и первый римский император суть одно и то же лицо.

Следовательно, глагол «являться» означает здесь тождество, а не обладание неким свойством.

Разумеется, сложно не угодить в ловушки, расставленные грамматикой обыденного языка, именно поэтому «дело логики по большей части и состоит как раз в борьбе с логическими недостатками языка» – писал Фреге[7], которому вторит Витгенштейн в своем «Трактате»: «Вся философия есть „критика языка“, поскольку, – добавляет он, ссылаясь на Рассела, – кажущаяся логическая форма предложения не обязана быть его действительной логической формой»[8].

Фреге неоднократно отмечал, упрекая Аристотеля в том, что тот поддался обману со стороны грамматики, что логическая форма «S – P» по сути является лишь отражением базовой структуры предложений обычных языков. Поэтому, когда мы переформулируем предложения так, чтобы подогнать их под вышеупомянутую аристотелевскую форму, мы не выходим за пределы обычного языка; хотя получившиеся у нас предложения, бесспорно, не отличаются стилистическим изяществом, они все же остаются предложениями, написанными на естественном языке (французском, итальянском и т. д.). С новым логическим анализом, введенным Фреге и Расселом, дело обстоит по-другому: открытые ими формы не имеют естественных эквивалентов в грамматиках наших языков.