Витгенштейн

Отсюда возникла необходимость в создании искусственной символики, «грамматика» которой будет логически ясной; то есть речь идет о символике, которая позволила бы выявить логическую форму высказывания непосредственно в ее выражении, созданном при помощи символов. Такого рода символика свободна от многозначностей, присущих естественным языкам. Вышеприведенные примеры позволяют понять, что имеется в виду. Записать логическую форму предложения вроде «Цицерон является оратором» можно так: Оратор (Цицерон), что является компонентом формы F(a), в которой F → Оратор, a → Цицерон. Напротив, предложение «трибуны являются ораторами» будет записано следующим образом: при любом х, если Трибун (х), то Оратор (х), что является компонентом формы при любом х, если G(x), то F(x). В этом случае хорошо видно, что речь идет о предложениях с разными логическими формами, вследствие чего исключается путаница между логическими ролями слова «Цицерон» и слова «трибуны».

Итак, мы видим, что в основе реформы логики, предпринятой Фреге и Расселом, лежала идея, являющаяся важной для понимания сути «Трактата» (и не только его одного: она во многом определила развитие так называемой англосаксонской аналитической философии); согласно этой идее, «за» языками или «внутри» них (рискованные метафоры!) скрыта логика, которую требуется выявить, причем отыскать ее выражение в естественном языке не представляется возможным, однако его можно найти в языке искусственном. Отсюда следует, что необходимо использовать систему символов во избежание путаницы, в которую нас вовлекают естественные языки. Мы должны переводить в символы любое наше высказывание. При этом, возможно, обнаружится, что некоторые предложения (например, из области метафизики) нельзя подвергнуть подобному преобразованию, из чего вытекает, что они имеют изъяны с логической точки зрения, а значит, бессмысленны так же, как бессмысленны грамматически неправильные предложения. Этот перевод на язык символов совершили математики Фреге и Рассел (совместно с математиком и философом Уайтхедом). Понятно, что подобная система символов совершенно не приспособлена для написания любовных записок или стихов, восхваляющих красоту природы…

Новая отправная точка: предложение

Настало время изучить другой аспект вышеуказанной реформы логики, который не менее важен для понимания работы Витгенштейна, – речь идет о приоритете предложения перед его членами.

Возьмем на сей раз в качестве примера следующее предложение: «киты являются млекопитающими». Традиционно считалось, что подобное предложение построено путем соединения с помощью логической связки двух понятий: «кит» и «млекопитающие». Это возможно лишь в том случае, если вначале мы образовали эти понятия (по-видимому, посредством «абстрагирования»), а затем задались вопросом о том, как связано понятие «кит» с понятиями «рыба» или «млекопитающие». Суждение «киты являются млекопитающими» будет истинным при условии, что эта же связь обнаруживается в реальности. Вот как Аристотель определяет истинность и ложность суждения:

«Истинно утверждение относительно того, что на деле связано, и отрицание относительно того, что на деле разъединено; а ложно то, что противоречит этому разграничению»[9].

Отсюда повелось, что авторы трактатов по традиционной логике начинали с изучения образования понятий (или «идей», согласно Декарту и его последователям) и только потом приступали к изучению суждений. Такой подход связан с широко распространенным тезисом о том, что логическая связка выполняет функцию соединения и даже более того – объединения двух терминов суждения в единое целое. Кстати, стоит заметить, что подобная точка зрения приводит к очередной неразрешимой проблеме: как можно объединить в суждении то, что может существовать, лишь оставаясь отделенным. Перед нами одно из проявлений старой проблемы единичного и множественного: суждение связывает воедино то, что является множественным.