Витязь

— А теперь слушай сюда, — сказал я Симонову. — Ваши уловки — бесполезная трата времени. Я могу сейчас прикончить вас всех на месте. Глазом не успеете моргнуть. Пока не хочу этого делать, но продолжите выкобениваться — поймёте, что не шучу. Так это вам придётся выбирать: подохнуть или больше никогда не попадаться мне на пути. Что скажешь?

Урядник промолчал, его лицо покраснело, он тяжело дышал, хоть я и несильно сжал его горло. Сжал бы чуть сильнее — раздавил бы к чертям.

— Не слышу? — грозно произнёс я.

— Да, — выдавил из себя Симонов. — Уедем.

— Совсем другой разговор! Так бы сразу, — я отпустил урядника, тот свалился на дорогу, потирая горло и откашливаясь. Я же взял его револьвер и высадил весь барабан в машину, на которой эти трое приехали: две пули — в колёса, остальные — в капот. От котла повалил пар.

— Мы уйдём, — старший урядник Симонов поднялся, держась за горло, — но зря ты это затеял. Видимо, не понимаешь, против кого пошёл.

— Прекрасно понимаю, — я сел в свою машину, захлопнул дверь. — Прощайте господа.

До усадьбы Горбатовых планировал добраться часа за полтора. Но я никак не ожидал, что дорога превратится в узкую колею, оставленную в снегу грузовиками, проезжающими тут хорошо если раз в пару часов. Вроде бы зима ещё не началась, и снега нападало немного, но на легковушке по просёлку уже было трудновато ехать.

Даже чуть не застрял один раз. Машина пошла очень тяжело, дым вовсю валил из двух труб по бокам капота, паросиловая установка надрывно шипела и чухала. А дело было посреди леса. Ну думаю: забуксую — неизвестно сколько времени придётся тут проторчать прежде, чем кто-то проедет и возьмёт на буксир. Но к счастью, мощи двигателя хватило, чтобы протащить паромобиль по заснеженной колее, оставленной грузовиком. Я выехал из леса, пересёк какую-то деревеньку, где начинался расчищенный участок дороги, и вскоре впереди показался поворот на Светлое.

И всё бы хорошо, но после применения энергии, снова начала сильно болеть голова, хоть я перед поездкой и посетил врачевателя, который немного эту боль приглушил.

Помещик Иван Никанорович был предупреждён о моём визите по телефону, а потому встретил меня хлебом-солью, а точнее накрытым столом с пирогами и прочими угощениями.

Трапезничал я в дружном семейном кругу. Смотрел я на жён помещика и диву давался, как они уживаются меж собой? Катрин тоже ела с нами. Чувствовала она тут себя вольготно, ведь боярский дружинник и дворянин имели одинаковый статус в обществе. Так что Катя могла общаться на равных с хозяином поместья и сидеть за одним с ним столом, что в боярских семьях позволялось только в особых случаях. На лице девушки почти не осталось следов побоев: синяки рассосались, и лишь на губе до сих пор красовалась ссадина.

Катрин обрадовалась моему приезду, хоть пока и не знала причину оного. Никто не знал. По телефону я не стал распространяться, просто сообщил, что имеется важное дело.

Меня стали расспрашивать, как добрался.

— Дороги у вас такие, что без танка — никак, — ответил я. — Чуть не застрял. Удивляюсь, как зимой ездят.

— Так что ж вы на машине-то? — укорил меня Иван Никанорович. — Эх, моя же ведь вина! Совсем забыл предупредить. Поездом надо было. Я бы экипаж к станции отправил. А на машине тут тяжеловато. Это в центре у вас дороги хорошие, а тут у нас места суровые. Зимой, ежели кто едет — только колоннами. Впереди трактор снег счищает, за ним — остальные. Дороги у нас — самая большая беда. Зимой заносы постоянные, весной и осенью — лужи, да грязь непролазная. Придётся вам привыкать, раз уж вздумали поселиться в наших краях.

После трапезы все домашние удалились, остались Иван Никанорович я и Катрин.

— Так какие же важные дела привели вас к нам? — спросил помещик.

— Я приехал, чтобы забрать Катрин. Вопрос с Птахиными улажен. Они освободили её от клятвы.

— Просто так взяли и освободили? — поразилась Катрин. — Они больше не хотят предать меня суду? Но как такое возможно?

Мой рассказ о ночном нападении вызвал бурную реакцию у Ивана Никаноровича. Он осуждающе качал головой и возмущался поступком Птахиных. Катрин же слушала серьёзно, с молчаливым интересом. Поведал я и про итог мирных переговоров.

— Подумать только, живу ведь в двух часах пути, а даже не в курсе того, что происходит в городе, — выразил сожаление Иван Никанорович. — Смотрю, неспокойно стало в Оханске. В прошлом месяце стреляли, и вот — опять.

— Надеюсь, что на этом вражда закончится. Так или иначе, думаем переехать на время в город. Там спокойнее.

— Надежды очень часто оборачиваются разочарованием, — выдал глубокомысленно помещик. — Чувствую, самому скоро придётся отправляться жить в Оханск. Страшновато тут стало. Говорят, обнищавшие мужики сколачивают банды и грабят помещиков, да купцов. А вы меня лишаете последнего профессионального бойца. Не боитесь, кстати, что с полицией проблемы будут? Катрин ведь в розыске.