— Постараюсь, чтоб не узнали, — сказал я. — В суверенные боярские владения без веской причины никто не сунется. Полиция меня и самого допекает. По дороге сюда трое пасли. Пришлось объяснить, что не стоит так делать.
— Сколько на этот раз трупов? — прищурился Иван Никанорович.
— Да какие трупы! Малой кровью обошлось. Одного ранил. Да и то лишь потому, что этот дурень первым пальнул в меня. Говорю же: объяснил им. Доходчиво. Но что-то подсказывает, в покое они меня не оставят.
Катрин ушла готовиться к отъезду, а мы с Иваном Никаноровичем немного побеседовали о геополитической обстановке и прочих отвлечённых темах. Помещик предложил обратно ехать поездом. До станции обещал подвезти, а машину сказал, что пригонит сам, через три-четыре дня, максимум неделю, когда отправится в Оханск. Такой вариант пришёлся мне по душе. В ином случае предстояло с дикой мигренью катить три часа по снежным ухабам. А в поезде: плюхнулся на диван — и спи до самого города.
Мы взяли билет, как обычно, в купе второго класса. Первый я по-прежнему считал расточительством, а в третьем было шумно, многолюдно и вообще неудобно. До Оханска было ехать часа два, а значит, я мог вздремнуть. Езда по заснеженной дороге и стычка с тайной полицией меня ужасно утомили.
— Спасибо, что взял на службу, — сказала Катрин, когда поезд тронулся; мы сидели за столиком напротив друг друга. — Это настоящее чудо, что Птахины согласились отпустить меня. Подобное редко прощают.
— Скажи спасибо нашему артефактору, Прокопию Ивановичу. Сейчас он рулит поместьем. Это он согласился тебя выкупить.
— Выкупить? — Катрин нахмурилась. — Ни за что подумала бы, что они согласятся на деньги. И сколько же Птахины попросили?
— Не забивай голову. Это не так важно. Роду нужны люди — вот и всё. Почти все бойцы уехали на войну, поместье пустует.
— Получается, теперь я должна служить младшей ветви?
— Именно. А что делать? Тебя же надо куда-то пристроить, пока я не стану главой нового рода? — усмехнулся я. — Кто знает, когда это случится? Может, ещё лет десять ждать?
«Или вообще не случится, — подумал я про себя. — С такими врагами, как у меня, до следующего дня порой дожить — великая удача».
— Всё равно я тебе очень благодарна. Спасибо, что поверил мне.
— Это самое меньшее, что я мог сделать. Я получил достаточно доказательств твоей невиновности и должен попросить у тебя прощение. Это из-за меня ты оказалась в столь трудном положении. Из-за меня вынуждена скрываться от Особой Службы. Сам того не желая, я подставил тебя. Прости, Катя. Я во многом виноват.
— Нет же! Что ты! — девушка взяла меня за руку и посмотрела в глаза. — Ты ни в чём не виноват. Ты правильно поступил. Любой на твоём месте сделал бы тоже самое. Я совершила много глупостей, я должна была сразу понять, что у тебя нет повода доверять мне.
Я устало закивал:
— Все мы натворили много дел. А теперь предстоит всё это расхлёбывать. Знала бы ты, какие люди на меня постоянно выходят…
— Что за люди?
— Сам бы хотел знать. Теперь вот тайная полиция привязалась. Тоже чего-то требуют.
— Предлагают работать на правительство? Некоторых сильных, которые оторвались от рода, часто вербуют. Обычная практика.
— Не спрашивал. Вероятнее всего. Но мне не интересно лезть в очередную кабалу. Если власти за тебя возьмутся — всё, считай, оставшуюся жизнь под пятой будешь. Думаешь, не знаю, как происходит? Слушай, давай потом поболтаем как-нибудь, а сейчас я бы вздремнул, — произнёс я, ощутив очередной приступ головной боли. — Башка раскалывается уже который день с тех пор, как… ах да, ты же не знаешь. Я тебе ничего не рассказывал.
— Ты обращался к врачевателям? — на лице Катрин отразилось беспокойство.
— Они не знают, что это такое. Последствие каких-то чар… В общем, пока ты сидела за решёткой, меня опять чуть не укокошили, и теперь меня мучают постоянные головные боли.
— Могу чем-то помочь?
— Ничего не нужно, — махнул я рукой, — посплю чуток — глядишь, легче станет.
Чувствовал я себя довольно паршиво, даже поднялась температура. Растянувшись на диване, я закрыл глаза, выбросил из головы все мысли и стал слушать убаюкивающий стук колёс. А ведь доктор предупреждал, что не стоит использовать чары. Вот только какой у меня был выход?
Катрин сбегала смочила платок холодной водой, а потом всю дорогу сидела рядом, приложив его к моему лбу, и меняла время от времени. На подъезде к Оханску я отрубился, но, к сожалению, сон оказался недолог: вскоре пришлось просыпаться.
Нас ждала машина. Из поместья Горбатова я позвонил Прокопию Ивановичу и попросил, чтобы он прислал водителя и авто, которое не привлечёт большого внимания. Вот только ждать он должен был не у входа в вокзал, а неподалёку на одной из улиц. Я подозревал, что меня могут подкарауливать спецслужбы, а потому мы с Катрин пошли не через здание вокзала, а в обход, затем — вдоль железной дороги, и выбрались в частном секторе. На обочине нас поджидал чёрный седан. На всякий случай я попросил водителя немного попетлять по улицам и, когда слежки не обнаружилось, велел гнать домой.