Витязь

— Макарова Татьяна Осиповна, девятнадцати лет отроду, так? — уточнил он.

— Угу, — кивнул я. — Она самая.

— Прибыла добровольцем шестого ноября. Зачислена в травматологическое отделение. Так?

— Должно быть, да.

— Позавчера отбыла. Переведена в шестьдесят седьмой полевой подвижной госпиталь.

— Как отбыла?

— Не могу знать-с. Отбыла, — равнодушно развёл руками конторщик. — Вот, пожалуйста. Всё написано. У нас её нет.

Как гром среди ясного неба. Я так ждал этой встречи, а Таня прямо из-под носа свалила в непонятном направлении! Я, естественно — опять к главврачу. Так, мол, и так, отбыла Татьяна в какой-то шестьдесят седьмой полевой госпиталь, как теперь найти? Главврач только устало покачал головой, посетовал, что без меня проблем достаточно, и сказал, что не знает, где сейчас развёрнут этот госпиталь. Что тут можно было сделать? Я поблагодарил и ушёл, раздумывая, у кого узнать нужную информацию.

На территории из машин выгружали раненых. Два водителя в шофёрских кожаных куртках стояли и курили. Я подумал, что они могут знать.

— Не, мы не оттуда, — ответил один из водителей на мой вопрос. — А шестьдесят седьмой где? Так под Криницей, кажись.

— Да не, — возразил второй, — под Криницей шестнадцатый, а шестьдесят седьмой — это где-то за Санкеляем. На юг надо ехать по Бобруйскому тракту. Михалыч позавчера ездил. Это туда пятьдесят вёрст, — он махнул куда-то в сторону. — До Санкеляя доберёшься, там подскажут.

Новости были неутешительные. Колтыхать пятьдесят вёрст в неизвестном направлении, а потом выискивать полевой госпиталь — на это уйдёт ещё один день. А ведь я уже сегодня планировал сесть вместе с Таней на обратный поезд.

Смеркалось. Я нашёл неподалёку постоялый двор и снял комнату на четыре дня, дабы было, где оставить вещи.

Поймать попутку утром удалось довольно быстро. Грузовичок с кабиной чёрного цвета и с имперским гербом на двери (орёл с двумя головами, как в моём мире), который означал его принадлежность регулярной армии, устало полз по дороге, таща за собой полевую кухню, а в кузове везя двух солдат и мешки с картошкой. Рядом с водителем сидел молодой унтер-офицер. Он согласился подбросить меня до Санкеляя, а когда я спросил, не знает ли он, где находится шестьдесят седьмой госпиталь, ответил:

— Как же не знать-то? Знаем, под Омельно это. Как раз туды и едем, в двадцать третью дивизию, а там и госпиталь ентот недалече. Залазь в кузов. Довезём.

Я забрался и устроился на мешках, где уже возлежали два солдата: молодой паренёк, на вид не старше меня, и мужчина в годах с длинными свисающими усами. Он курил самокрутку. Рядом — две довольно древние курковые винтовки. Магазинов они не имели, а заряжались через откидную крышку в казённой части.

Старший солдат предложил мне самокрутку, но я отказался, тогда он принялся расспрашивать, куда я держу путь. Я сказал, что ищу девушку, которая поехала медсестрой в госпиталь.

— Сбежала что ли? — добродушно рассмеялся солдат. — Боевая она у тебя. Храбрая. Дай Бог ей здоровья. Если бы не такие самоотверженные девчонки, так совсем беда была бы. Фельдшеров и лекарей не хватает, раненых уж очень много.

— А не боишься ехать? — молодой солдат с ехидным прищуром посмотрел на меня. — Там стреляют. Слыш, как громыхает?

— Нет, — покачал я головой. — Стрельбы я не боюсь… — хотел добавить, что гораздо больше боюсь потерять Таню, но промолчал. — А чего артиллерия так долбит? Вчера стреляли, сегодня… Ни на минуту не смолкают.

— Так наступление же, — объяснил старший. — Али не слышал? Вчера началось. Второй день не угомонятся. Наши уже три атаки отбили… или четыре, пёс их знает, — помолчав, он добавил. — Эх, паршивая же погода… И зачем в такую воевать?

Падал мокрый снег, грузовик пыхтел и завывал, ползя по размякшей дороге, и дым, идущий из трубы, пощипывал мне глаза и щекотал нос.

Познакомились. Младшего звали Иваном, а старший был моим тёзкой. Солдаты разговорились об армейском быте. Меня так и подмывало тоже что-нибудь рассказать из собственной жизни, но по понятным причинам сделать этого я не мог.

Два часа пролетели за разговором незаметно, и вот впереди показался очередной населённый пункт.

— Это Санкеляй, — сказал старший. — Ещё часок — и мы на месте.

Он прислушался. Сквозь пыхтение и завывание силовых агрегатов грузовика доносилась стрельба: то одиночные, то где-то начинал долбить короткими очередями пулемёт.

— Стреляют? — спросил молодой. — Чаво там творится-то?

Тёзка мой пожал плечами и сплюнул за борт.

— Не должны были прорываться, — буркнул он себе под нос. — Нам бы сказали. Чертовщина какая-то.

Машина въехала в населённый пункт. Мы двигались по широкой улице, вдоль которой тянулись серые избёнки, заборы, да редкие деревца. Оба бойца держали в руках винтовки и вглядывались вдаль, откуда доносились звуки перестрелки.

Перед нами на перекрёсток выехал бронеавтомобиль: высокий, с рубленными формами, клёпаной бронёй, и двумя пулемётными башнями. На его борту красовался равносторонний крест с расширяющимися концами. Рядом шли несколько солдат в широкополых касках и серых шинелях с подвёрнутыми полами.