Витязь

Найдя ответ на причину ее холодности, Павел напрягся еще сильнее, понимая, что не сделал предложение Лизе только потому, что не считал себя готовым к такому ответственному шагу. Да, страсть и безумное влечение к Лизе владело его существом в ту ночь и в предыдущие дни. Но жениться, он не мог. Где то в глубине души он ощущал, что еще не готов приобрести жену, с которой свяжет свою жизнь до гроба. Ему было только двадцать шесть. И он не мог сделать такой ответственный шаг, лишь однажды прикоснувшись к девушке. Да, он обожал и желал Лизу, но в качестве жены она, теперь, ему была не нужна. Женитьба еще с юности представлялась Корнилову чем-то ужасным, кабальным и неприятным. Тем, что разрушало чувства, любовь и свободу. Словно путами на всю жизнь он должен был сковать себя и принадлежать лишь одной женщине. Но эта мысль была для него невыносима. Его свобода была дороже. Корнилов осознал, что даже если и впрямь Лиза обозлилась на него из-за того, что он не сделал ей предложение о замужестве, то тогда он ничем не мог ей помочь. Все эти мысли вылились в трагичную гримасу на лице Корнилова и когда его уже третий раз окрикнул Потапов, он недовольно бросил:

— Чего тебе, Лешка?

— Говорю, там вроде французы показались. Тебе что нехорошо?

— Да нет, — пробубнил Корнилов, наконец, переведя взор вдаль, куда показывал Потапов.

Уже к вечеру Павел решил, что эта своенравная девица явно не заслуживает его расположения, совершенно не оценив, что он спас ей жизнь и заботился о ней. Он дал себе зарок, что более не подойдет к ней. И прекрасно сможет обойтись и без нее. Даже приближаться к ней он не станет. А будет обходить госпиталь стороной, чтобы ненароком не встретиться с нею. Так он думал в первый день, ощущая в себе необходимые силы. В тот же вечер, Корнилов написал краткое письмо поручику Николаеву, о том, что его сестра находится у них в полку. В нервном состоянии, Павел отдал письмо одному из корнетов при штабе, который должен был назавтра отправиться с депешей в штаб Барклая-де-Толли. Чуть успокоив свое самолюбие и гнев, отправленным письмом, он лег спать, думая о том, что не надо было спасать эту своенравную упрямую девицу из лап французов тогда в лесу.

Однако, на следующий день, запала у Павла поубавилось и его бравадное горделивое настроение сменилось апатией и печалью. Да, он не приближался к полевому лазарету и делал все, чтобы избегать встречи с Лизой и это у него получалось. Но, к исходу второго дня им овладела такая тоска, что Корнилов, весь вечер был не в духе и, выпросив у Сергея гитару, весь вечер наигрывал трагичные и печальные романсы, глухо протяжно подпевая себе и стараясь стереть образ белокурой девушки с яркими глазами цвета зелени из своих мыслей.

На третий день, вернувшись с утреннего построения, Корнилов был в подавленном пришибленном состоянии, ощущая, что ему невозможно хочется увидеть Лизу хоть на миг. Хотя бы издалека. Только чтобы она этого не заметила и, конечно же, не поняла того, что он думает о ней постоянно. К счастью или к несчастью, после полудня, возвратившись после очередной вылазки, он находился на полевой кухне и нечаянно увидел Лизу. В тот момент, он как раз сидел за деревянным большим столом открытой кухни с другими гусарами, поглощая наваристый суп. Именно в это время, на кухню вошли пожилая госпитальная сестра, а за нею Лиза. Приятой пожилой сестре, лет пятидесяти, которая была родственницей доктора Коваля, сию же секунду, один из гусар уступил место, помогая сесть. Женщина поблагодарила молодого человека, назвав его сынок, попросив принести ей каши.

Корнилов едва успел поднять глаза и отразить стройную фигурку Лизы, в темном платье и белом переднике сестры, без платка со светлой толстой косой, как на кухне началось нечто невообразимое. Едва Лиза вошла под навес, полдюжины гусар, незамедлительно, соскочили со своих мест и затараторили:

— Елизавета Андреевна, садитесь сюда…

— Присаживайтесь…

— Садитесь сюда, пожалуйте…

Почти половина двух столов, мгновенно, оказались свободны и Лиза, печально улыбнувшись, поблагодарила мужчин и села за стол, стоявший напротив Корнилова. В общей гуще синих мундиров девушка совершенно не заметила мощную фигуру Павла. Корнилов же смертельно побледнел, наблюдая эту комичную сцену поклонения, когда эти глупцы из-за девушки повскакивали с мест, словно мальчишки и почувствовал, что хочет сделать что-нибудь ужасное.

— Вы будете рассольник или кашу? — сражу же, в ушки девушки полились заискивающие голоса гусар, что уступили ей место и пытались заслужить право первым принести ей еду.