Витязь

— А ты, видать, вместо хорошей драки, девкам зубы заговаривать предпочитаешь? — процедил Корнилов, испепеляя Шебякина взглядом.

— Так ты из-за Лизоньки так взъелся? — наконец понял поручик. И, в ту же секунду, Павел, не выдержав, схватил поручика за грудки.

— Какая она тебе Лизонька?! А! — проклокотал Корнилов. Видя не скрываемую угрозу в глазах ротмистра, Шебякин сильно толкнул Павла в грудь и отцепил его от себя.

— Прекрати Корнилов. Я, ведь, враз забуду, что ты спас меня в прошлой переделке и точно тебе врежу. Не нарывайся!

Корнилов чуть остыл и попытался взять себя в руки.

— Было что-то у вас с Елизаветой Андреевной? — спросил Павел с надрывом в голосе.

— Да не было ничего. Нонче, у реки ее случайно встретил, да помог ей, — объяснил просто Шебякин.

— А что ж ты ее Лизонькой называешь тогда? — опешил, Павел, не понимая.

— Красивое имя у нее вот и назвал. Что такого не пойму?

Павел, наконец, взял себя в руки, осознавая, что смешон в глазах Дениса. Лиза и знать его не хочет, как и заявила ему шесть дней назад, а он как глупец караулит ее да ревнует к первому встречному.

— Ты вроде за Ксенией ухаживал, так и давай иди к ней. Зачем к невинной девице лезешь? — спросил едко Павел.

— Ну, ты и сравнил Корнилов, — ухмыльнулся как то плотоядно поручик, подкручивая черный ус. Он был любимцем женщин, ибо был красив и умел говорить комплименты дамам. — Ксения то потасканная, да невзрачная. А Елизавета Андреевна, словно ягодка наливная. Прелестница прямо. И скажу тебе по секрету, ротмистр, ее не один я обхаживаю, — добавил Денис тихо, почти шепотом, став серьезным. — Едва она появилась в лазарете неделю назад, так все сразу забегали. Пол эскадрона ей цветы тайком из леса таскает. Только она не берет их, а в палатке для раненых ставит. Настоящая пава, знает себе цену.

— Дать бы тебе по роже, как следует, — процедил Корнилов, опять распаляясь от слов поручика.

— Что и полковника Родионова бить будешь? — усмехнулся поручик.

— И он? — опешил Павел.

— Да. Видел я, вчера как он ей ручки целовал, когда она ему повязку на щеке меняла. Так царапина, конечно. Но, похоже, повод у него был, чтобы в лазарет сходить.

Павел проигнорировал последние слова Шебякина и с угрозой напоследок бросил:

— А ты Лизавету Андреевну все равно не трожь, понял?

Развернувшись, Корнилов быстро зашагал к своей палатке и до конца дня нервный и удрученный зло чистил оружие, стирал свои вещи, а затем долго пронзительно смотрел на пустую койку Никонова, на которой три недели назад обитала в его палатке Лиза. Павел думал о том, что еще немного и он просто не выдержит этого напряжения и холодности между ними, и первый пойдет просить прощения у нее за свои гневные последние слова и заставит ее, наконец, сказать, отчего она так жестоко поступает с ним. Тем вечером он пытался написать письмо Лизе и объясниться нею. Но у него ничего не выходило. Единственная мысль, которая не давала ему завершить послание к девушке, была о том, что Лиза поймет, что он сильно влюблен в нее и мучается в разлуке с ней. Но, Корнилов даже на смертном одре не признался бы ей, сейчас, в этом. Оттого все начатые письма он зло комкал в руках и выбрасывал.

Устав от тяжелого дня, Лиза тихо сидела на своей жесткой койке в женской палатке. Марфа Михайловна, сестра доктора Коваля, сильно похрапывала во сне. Лиза с завистью посмотрела на приятную старушку. Как бы она хотела, точно так же едва коснувшись головой подушки после трудного дня, немедленно, уснуть. И в это время, после ужина, вернувшись с сестрами в палатку, Лиза тяжко вздыхала, понимая, что вновь не сможет спокойно заснуть. И виной тому был этот невозможный вспыльчивый ротмистр Корнилов. Все шесть дней, с того самого дня, когда они повздорили в лазарете, он не приходил, не искал ее и даже не пытался увидеться. Это травило душу Лизы. Она постоянно думала о том, что она так глупо влюбилась в него, а он решительно не хотел видеть ее.

Днем, закрутившись в делах в госпитале, Лизе почти удавалась не думать о Павле, но по вечерам, а особенно по ночам, она долго лежала на своей койке в палатке с другими женщинами и тихо плакала. Воспоминания о той ночи, о его словах, руках не давало ей покоя. Лиза понимала, что сама во всем виновата. Зачем она позволила своим чувствам так увлечь ее, что позабыла обо всем на свете? Зачем она позволила Корнилову приблизиться на столько, что они стали любовниками? Зачем, в эту пору, она вместо того чтобы забыть его, постоянно думала о нем и надеялась на то, что он придет к ней и все будет по-прежнему?