Сначала вопросы были, скажем так, не очень важными. Они не были принципиальными, скорее, уточняющими. Один юноша, например, затронул вопрос о том, как Христос превратил воду в вино. Как раз перед тем, как их всех забросило в этот мир, по центральному телевидению показали сенсационный фильм о чудесных свойствах воды. Единственно, что пришлось объяснять это попроще, избегая оборотов и терминов двадцать первого века, но с этим Акела легко справился.
На втором часу беседы поднялся мужчина лет тридцати с очень колоритной внешностью. Над высоким выпуклым лбом свисала чёрная косматая прядь, ястребиный нос, резко очерченный рот. Вот только щека и челюсть попорчена страшным шрамом, нанесённым, скорее всего, крупным зверем, даже борода не может скрыть. Как только выжить умудрился с такой раной?
--Ты мне вот что скажи, брат Георгий, что это за странный обычай - добром за зло воздавать? Очень уж он для всех лиходеев удобный. Бей христиан, пытай их, - ничего не будет.
--Как зовут тебя, брат?
--Ипполит.
--Брат Ипполит, это и есть самое сложное в христианстве. Только немногие, самые сильные, люди могут полностью положиться вот так на Бога, чтобы самим не делать зла. Бог-то их обязательно накажет, но очень трудно дождаться его приговора, тянет разобраться и отомстить самому, своими руками. Правда ведь?
--Ну. Та что ж теперь, коли тать или орк поганый на друга моего топором своим замахивается, мне, значится, что делать? Пониже спины его поцеловать? Али всё же шестопёром по голове пригладить?
--Если ты хочешь моё мнение знать, то шестопёром по голове.
--Так ведь грех же.
--Какой? - искренне удивился Акела.
--Так убийство же.
--Так, слушай меня. Зачем орк на твоего друга топором замахнулся, убить?
--Знамо дело.
--А ты его по головушке из чистой жажды крови или друга спасти?
--Знамо, друга.
--Вот и получается, - греху убийства ты совершиться не дал, а спасти друга - благое дело. Так?
--Ну, так...
--Чего ж тебе, детинушка, ещё надобно? Живи по правде, зла не делай, Бога чти и заповеди его, вот тебе и вся хитрость.
Ипполит присел, запустив пятерню в космы, видимо, прогоняя ещё раз через своё понимание сказанное Акелой. На лице Андрея, хозяина дома, застыло непонятное выражение. Как если бы человек, выпустив джинна из сосуда, теперь и сам не рад его чудесам, но как ты его теперь закроешь?
Тут поднялся тщедушный мужичонка со слащавым выражением лица, по виду воплощённый фарисей и, щуря глаза, спросил: "Разъясни нам, тёмным, брат Георгий, вот разбойники с нас дань затребовали, так как же нам быть? Воевать несподручно, да и в грех впадём. А платить - по миру пойдём, волка ведь только привадь, потом не отстанет. Так как?"
Ишь, ты, хитрован. Не ответ тебе нужен, ты нас, фактически, на военную помощь подписать пытаешься. Но ведь не в этом жуке навозном дело. Вся деревня пострадает, а они нас как родных приняли. Андрей, Маша. Положеньице...
--Брат...
--Иувеналий, -- подсказал хитрый.
"Эк тебя!" -- чуть не вырвалось у Акелы.
--Брат Иувеналий, ты же сам себе ответил. Я и не понял - ты меня о чём спросил, коли сам знаешь, что волков приваживать нельзя?
--Дык...-- заюлил мужичонка, -- думал, может, подскажешь чего в учёности своей, мы-то люди тёмные, а ответ-то назавтра давать.
Акела встретился глазами с Барсом. Та же озабоченность - и не ко времени им всё это, но не бросать же их...
--Обсудим мы это с братом Андреем, хорошо? Волков действительно нужно на место ставить.
--Как же так, брат Георгий? - вскочил с места пухлый прыщавый юнец лет восемнадцати, -- Господь ведь велел - если тебя ударят по левой щеке, подставь правую.
Толстовцы, вашу мать. Сколько же оправданий находит подлость и трусость. Ужо я тебя, щенок зажравшийся...
--Ничего такого Господь не говорил, это ты что-то напутал, отрок. Имел он в виду людей, у которых совесть есть, ибо устыдился тот, кому щёку подставили. Волкам же ненасытным Христос горло подставлять не учил. Всё, братья, простите меня, спаси вас Бог за честь великую. Пойдём мы с братом Андреем это дело обсудим.
--Чего молчал-то? - уже на улице спросил он у хозяина.
--А чего лезть-то к вам со своими заботами? У вас своих дел невпроворот, может ещё похлеще наших.
--Прав ты, тёзка, но и неправ. Ты нас, как друзей, встретил, а за помощью, как к друзьям, не обратился. Так я не понял - мы друзья или нет?
--Устыдил, -- вздохнул Андрей, берясь за ручку двери.
--Неделю назад, -- рассказывал он уже дома, -- пришли пятеро. Мужики матёрые, с оружием. Не одни они были, охотники наши потом по следам посмотрели, - на опушке их ещё самое малое человек семь ждали. А у меня оружие держать человек пять всего может, да и то... Остальные либо старики, либо молодёжь зелёная. Биться, - полдеревни положу, а осилю ли - бабка надвое сказала. Платить невмочь, да и обнаглеют.
Прав этот хитрован Иувеналий, хотя, чует моё сердце, без него тут не обошлось. Грех это, - про брата плохое мыслить, но уж очень у него глаза бегают. Нутром чую, - он навёл, прости меня, Господи. Коли вы уж сами этот вопрос затронули, не стану скрывать, - без вас нам их не одолеть.