Витязь. Тенета тьмы

К тому же теперь у Мрира не было союзников, как в прошлой войне. Тогда против Темного властелина плечом к плечу выходили биться все народы Эалы – дверги, люди, эльфы. Тогда и у самого волшебника была надежда – падет прежний Темный, окрепнет Карахорт, и тогда…

Этого не случилось.

Он вспомнил покореженный, сплюснутый шлем сына и застонал от удвоившейся боли. Теперь ему не на кого было ставить. Совсем. Не судьба мага быть продленным в потомках. Он и в самом деле старик. Пусть много знающий, наделенный Сотворителем особым могуществом – но войска к битве повести он не сможет. Карахорт – да, и, получив кровь эльфинита, Мрир стал бы ему подспорьем, развивая магию и опекая ею боевое искусство сына…

Не получилось.

Старик тяжело поднялся. Тут и там чадило черным дымом, уже плохо различимым на фоне сгущающихся сумерек. В драконьем пламени, жирно потрескивая, догорали скорченные паучьи тела. Урон кладке был нанесен непоправимый, по сути – фатальный. Дракон сжег выводок Цемры, оставленный в этой части Серых Россыпей.

Волшебник раскинул волшебные нити Знания, ощупывая камни и пустошь.

Обожженные пауки умирали, кто мог – убежал. Никого из отряда Тайтингиля не было на расстоянии полета стрелы. Никого рядом, а может, и в живых…

Но…

Мрир вздрогнул и заозирался.

«Посмотри… Посмотри на меня, обернись. Обернись, я здесь…»

Магия. Неоформленная, полная сорных вкраплений, хаотически очерченная, но сильная магия.

Магия Цемры.

Блестящая, глянцево-черная.

«Обернись, посмотри. Сюда…»

В ней было что-то знакомое, но вместе с тем уникальное. Неповторимое. Чересчур сильная волна буквально тянула его.

– Что ты такое?

Мрир посмотрел – но не увидел. Над Серыми Россыпями уже встала тьма, и лишь мрачный багровый отсвет ушедшего за горизонт солнца виднелся в такой дали, которую – он знал – было никогда не достичь.

Но маг владел и иным зрением.

Звавший распластался, придавленный опаленным камнем, паучий сын, похожий на всклокоченный протуберанец тьмы. Все его восемь глаз были черны – расширившиеся в ночи зрачки скрадывали белизну радужки.

Паук вдохнул и разжал жвалы.

– Услы-шал… Ты меня… услышал… – произнес он.

Мрир подошел, присел на корточки и протянул ладони, посылая живительное тепло к раненым конечностям странного создания. Тяжи магии, как подтеки краски в воздухе, серые и красные, были видны в темноте.

Когда лечение окончилось, сын Цемры с силой выдернул ноги, разваливая серую груду.

– Услы-шал… Потому что я лучший. С-сила. Я впитал ее сколько смог. С-сила Матери.

Он шагнул вперед и приподнялся на четыре задние лапы. Голова с раскрытыми жвалами, влажно поблескивающими во тьме и отражающими лунный свет глазами оказалась на уровне груди Мрира. Между магом и пауком было три, может, четыре шага. Оба изучали друг друга.

– Да, ты одарен. Твоя мать была…

– Лучшей. И лучший – я. Продолжатель величия. Главный сын Верховной Матери моего народа.

– Значит, Цемра и этот… дракон… – сипло, без голоса выговорил Мрир. – Значит, они… она…

– Мастер Войны. Отец… недостоин. Он не понял. Он жег. Я уничтожу его.

Волшебник улыбнулся – тепло, счастливо. И медленно протянул руку.

– Мы, мальчик мой. Мы… уничтожим. Нам есть о чем поговорить. Ох, Цемра, Цемра…

Тьма миновала быстро; над миром Эалы занимался серый рассвет. Белоснежный конь, яркий, словно солнечный луч, неукротимо несся по едва заметной тропе.

Мрир всматривался в еле видный путь впереди, управляя силой мысли – колени старого мага плотно сжимались на шелковой шкуре скакуна, а руки удерживали у груди горячий, косматый черный комок, всеми коготками лап вцепившийся в грубое полотно. Мрир слышал, как глухо ударяют в землю копыта коня, ощущал пульс внутри паука, стук маленького, злого, яростного сердца – быстрый-быстрый, перегоняющий в жилах кипящую багряную лаву.

– Мой мальчик…

Ветер развевал густую белую гриву коня… Но вот в ней продернулся черный волос – так в реке, в которую капнули ядом, начинает струиться темная полоса. Еще и еще, и по воздуху заполоскался беззвездный, как вороново крыло, каскад. Тьма расползалась по плечам и шее жеребца; он всхрапнул и ускорил ход, словно чернь придала ему сил. И вот уже Мрир, защитник и наставник народов Эалы, много раз укрывавший их от опасности своей волшебной силой, несся вперед на иссиня-вороном коне.

– Что же, – вслух выговорил Мрир, – так ты видишь меня теперь, Сотворитель Всесущего. Но ты сам сделал, что перемены в Эале можешь творить лишь чужими руками, и поэтому теперь не в силах ни перенаправить, ни уничтожить меня. Кто знает, может, и ты когда-то взбунтовался против правил, которые установили до тебя? Да, я выбрал – желаю жить и желаю сотворить свой мир. Все, что надо, у меня теперь есть.

– У нас…

– У нас, да, мое мудрое и сильное дитя. Мое, не по крови, но по рассудку и тому родству, что превыше всех кровных уз… Пусть будет черный конь, Сотворитель, да не замутится твое животворное дыхание… и пусть он несет меня к цели. Маг, воин и эльфинит, что создан питать нас… Есть все, что нужно, чтобы жить и править. Чтобы самому стать Сотворителем. Мы поняли друг друга.