Витязь. Тенета тьмы

Их мужчины! Золотой дядя Тай, который может плести косички, и дядя Котик, добрый и хороший, подаривший пони Филю, классные барабаны и дух очаровательной вседозволенности…

– Пойдем, Маруся! Раз так, станем жить у Котика! И сами будем матери дома!

Гулко хлопнула дверь.

В квартире стало оглушительно пусто. Напуганный толстый черный пес не решался вылезти из-под мебели, а кот Пиксель осторожно водил усами, пытаясь понять, что же произошло – и что следует сделать дальше. Как лучше в равной степени послужить великой звездной империи Гертай, да сияет вечно ее Белое Солнце, и не менее великой, но пока находящейся в подчиненном положении планете Панцырь?

И еще – не обидеть геян. Неплохие в общем-то гуманоиды. Слишком суетливые, но неплохие.

Подошел к Ирме, забрался всем мягко-пушистым телом на колени и включил мурчание.

На полную мощность.

Ирма пожалела не просто скоро. Она пожалела сразу, немедленно, как только за девушками закрылась дверь. Бросилась в подушки, плакала, отчаянно, по-детски, искренне, навзрыд. Схватила айфон… бросила. Схватила снова. И через десять или пятнадцать минут, подтянутая, подкрашенная, сдержанная, вышла и привычно села в машину.

Куда угодно – только прочь.

«Я дострою дом, – упрямо шептала Ирма сама себе, – я дострою, и стану… матерью. Я буду жить за городом, брошу бизнес. Средства выводятся с потерями… с потерями. Но эти потери – ничто по сравнению с возможностью потерять саму себя. Потерять. Я извинюсь… пусть она будет, эта капитан Айсберг, котикова баба, черт ее побери, если Алинке с ней проще… пусть будет… пусть…»

И Ирма снова разрыдалась, не удержав за рулем бесстрастной деловой маски.

Кое-как припарковалась и плакала, упав лбом на баранку.

Стекло деликатно тронули. Ирма оторвала лицо от ладоней, ожидая увидеть инспектора или запертого автомобилиста… но крупным дорогим перстнем к ней стучался Михаил Ростилавович Чар.

– Это очень удачно, что мы встретились таким образом, – мягко говорил Чар спустя полчаса. – Представляете, какое совпадение – вы остановились именно около моего центра. Стрессы лучше врачевать по горячему, Ирма Викторовна. Конфликт с дочерью был неизбежен. Увы, старшие дети по-разному воспринимают появление младших… особенно если разница в возрасте велика. Тут и зависть, и ревность, и масса иных сложных чувств. Сегодня я приглашаю вас в группу, вот сюда пройдите, Ирма Викторовна. Можно сесть на пуф или на пол. Просто включайтесь – общие энергии, вопросы и ответы поднимут вас на иной уровень осознания женственности и позволят обретать ключи…

Ирма, как кролик, зачарованный удавом, полезла наружу из машины, на ходу растирая тушь и слезы по щекам бумажным платочком.

Группа состояла из пятнадцати дам разного возраста – проколотых гиалуроновой кислотой и ботоксом деловых стерв с бриллиантами, подобранными не к одежде и случаю, а по принципу «у кого дороже». У всех этих женщин в анамнезе был развод, безумные игры с беременностями – ЭКО, суррогатное материнство, зачатие от негра, от двух негров… Одна дама, родившая в пятьдесят, проклинала все на свете, особенно грудное вскармливание, ради которого вынула силиконовый третий размер, и истово катила бочонки с зажжённой смолой на старшую дочь, отказавшуюся нянчить младенца. Ирма слушала ее реплики и будто смотрела фильм ужасов – стараясь не включаться, но периодически внутренне сжимаясь от отвращения и страха.

Михаил Ростиславович, который восседал посреди этого громокипения в белоснежной рубахе в пол (и когда только успел надеть?) и в ожерелье из живых роз, нанизанных на длинный шнур, исключительно вовремя подавал короткие реплики. И черный шум этой странной компании вдруг обретал глубину и смысл, наполненность и даже особое значение.

– Вы все знаете сами. Ключи – в вас, – вещал он. – Слушайте мудрость собственных слов и слов таких же женщин, как вы сами… и обретете истину. Истина рядом, надо лишь распахнуть для нее душу… открыть тело… понимание и высшее спокойствие раскрытой женственности войдет в вас. Вот так… уже входит… входит… – и что-то делал пальцами крупной загорелой руки.

Ирма с интересом обнаружила, что включилась.

Что не отказалась бы сейчас от секса.

Желания – нормальные, женские – возвращались к ней.

Какой профанацией ни показался тренинг – сейчас она была спокойна, уверена в том, что помирится с Алинкой и в том, что дочка не такая идиотка, как другие барышни ее возраста… Мир встал на свои места. Она – старородящая, одинокая, но вполне крепко стоящая на ногах деловая женщина, которой пришла пора удаляться от активного бизнеса. Все это воспринималось нормально. Нормально. Коттедж на Новой Риге, любовно ремонтируемый Юлей, вновь обрел эмоциональную и финансовую ценность (это вложение средств, и неплохое!). Восстановилась уверенность в завтрашнем дне.