Витязь. Тенета тьмы

— Вот что вышло, — заговорил эльф, вжимая лоб в ладонь, будто желая помочь себе думать. — Они смешали кровь, и теперь они едины…

Он нахмурился — и снова пружинисто распрямился посреди горящего, тлеющего поля битвы. Тут и там валялись членистоногие ошметки, некоторые смердели паленым, распространяя маслянистый чад. Никого не было видно — ни Ринрин, ни дверга, ни Лантира, и лишь еще один красный всполох из-за камня сигнализировал о местонахождении мага.

Тайтингиль жестко схватил орка под локоть, втаскивая наверх.

— Поднимайся… оруженосец. Сейчас он полетит снова, и мы прыгнем! Попытаемся его остановить!

— Прыгнем? — слабо переспросил орк, его пошатывало. — Я ранен, я…

Но времени на размышления не было.

Дракон опускался, обнимая небо резными крыльями.

— Мастер Войны! — закричал эльф и бросился вперед.

Они схватились за лапы, оба, и Котяра ощутил, как горячи под пальцами чешуи, перетекавшие, словно звенья ка кого-то причудливого ювелирного изделия.

Дракон начал подниматься вверх, словно не чувствуя груза. Полет его был неровен, ящер припадал в воздухе на одно крыло, и орк с ужасом почувствовал, что руки слабеют.

— Мастер! — робко позвал он, — Мастер Войны, очнись, пожалуйся, я не могу на тебе висеть долго, мне нехор-рошо…

Серые Россыпи внизу становились маленькими и таяли во тьме, рядом послышалось пение эльфа, который боролся и с ветром, и с драконьей сутью, взывая к помутившемуся рассудку своего инопланетного союзника…

— Мы здесь. Мы здесь, Мастер Войны!

Дракон летел.

— Держись!

— Руки… Мастер-р… вспоминай скорее… — застонал Котяра и прерывающимся голосом замурчал: — Вспоминай, ну, ты эту песню любил: в «Лазурном» шум и песни, и там братва гуляет, и не мешают мусоррра-а…

Дракон выдохнул длинную струю огня в пустое ночное небо и замер на теплом восходящем потоке, растопырив крылья.

— Мастер Войны! — повторил витязь. — Мастер Войны! Союзник!

Дракон сложил крылья и устремился вниз, будто желая разбиться насмерть.

Из тьмы пиками вынырнули чахлые стволы сосен, дохнуло сыростью болото. Огромный красный ящер стряхнул с себя непрошеных наездников, развернулся в воздухе, и, сверкая во тьме алой и золотой чешуей, направился в сторону Морума.

Проклятый дракон!

Проклятый. Дракон.

Мрир закусил губу, поднимаясь. Упругий ветер, поднятый крыльями ящера, которые он сам и подлечил — конечно, не полностью подлечил, даровать истинную силу опасному врагу было бы опрометчиво, — повалил волшебника спиной на камни. Силясь подняться, он чувствовал себя…

Старым.

Впервые в жизни — старым, немощным, проигрывающим ход за ходом.

Он помнил драконов. Они были сильны и могущественны, и тем не менее на них нашли управу. Но этот был другим. И тот мир, который стоял за ним, — чужой, иной, полный холодных колких звезд…

Он был опасен. Опаснее всех драконов прошлого, вместе взятых.

К тому же теперь у Мрира не было союзников, как в прошлой войне. Тогда против Темного властелина плечом к плечу выходили биться все народы Эалы — дверги, люди, эльфы. Тогда и у самого волшебника была надежда — падет прежний Темный, окрепнет Карахорт, и тогда…

Этого не случилось.

Он вспомнил покореженный, сплюснутый шлем сына и застонал от удвоившейся боли. Теперь ему не на кого было ставить. Совсем. Не судьба мага быть продленным в потомках. Он и в самом деле старик. Пусть много знающий, наделенный Сотворителем особым могуществом — но войска к битве повести он не сможет. Карахорт — да, и, получив кровь эльфинита, Мрир стал бы ему подспорьем, развивая магию и опекая ею боевое искусство сына…

Не получилось.

Старик тяжело поднялся. Тут и там чадило черным дымом, уже плохо различимым на фоне сгущающихся сумерек. В драконьем пламени, жирно потрескивая, догорали скорченные паучьи тела. Урон кладке был нанесен непоправимый, по сути — фатальный. Дракон сжег выводок Цемры, оставленный в этой части Серых Россыпей.

Волшебник раскинул волшебные нити Знания, ощупывая камни и пустошь.

Обожженные пауки умирали, кто мог — убежал. Никого из отряда Тайтингиля не было на расстоянии полета стрелы. Никого рядом, а может, и в живых…

Но…

Мрир вздрогнул и заозирался.

«Посмотри… Посмотри на меня, обернись. Обернись, я здесь…»

Магия. Неоформленная, полная сорных вкраплений, хаотически очерченная, но сильная магия.

Магия Цемры.

Блестящая, глянцево-черная.

«Обернись, посмотри. Сюда…»

В ней было что-то знакомое, но вместе с тем уникальное. Неповторимое. Чересчур сильная волна буквально тянула его.

— Что ты такое?

Мрир посмотрел — но не увидел. Над Серыми Россыпями уже встала тьма, и лишь мрачный багровый отсвет ушедшего за горизонт солнца виднелся в такой дали, которую — он знал — было никогда не достичь.

Но маг владел и иным зрением.

Звавший распластался, придавленный опаленным камнем, паучий сын, похожий на всклокоченный протуберанец тьмы. Все его восемь глаз были черны — расширившиеся в ночи зрачки скрадывали белизну радужки.

Паук вдохнул и разжал жвалы.

— Услы-шал… Ты меня… услышал… — произнес он.