Витязь в овечьей шкуре

Люда была той самой блондинкой, фотографии которой висели в мастерской Аркадия Бубрика. В ту же секунду она вспомнила и все остальное. Все, что случилось вчера, вплоть до того момента, как она вернулась домой — тут был полный провал.

У Наташи помутилось в глазах. Неужели Бубрик с Генрихом ловят и едят женщин?! При свете дня это предположение выглядело таким идиотским, что Наташа едва ногами не затопала. И что это на нее, дуру, нашло вчера ночью? Испугалась до тошноты, стащила бутылку, стала пить коньяк литрами… Кошмар какой-то!

Заметив, что Наташа на ходу схватилась за горло, Андрей хмыкнул. Интересно, что это она изображает из себя шокированную старую деву?

В конце концов они с Людой просто стояли, обнявшись. Он повернулся, чтобы проводить ее взглядом — она как раз захлопывала дверь кабинета. На секунду перед ним мелькнуло ее вытянувшееся белое лицо. «Кажется, я здорово задел ее за живое», — подумал он и тут услышал сдавленные рыдания.

— Послушай, Люда, — сказал он, выводя свою спутницу из библиотеки в коридор. Он не хотел, чтобы она слышала, что происходит. — Попроси у Генриха для меня чашку чая. Такой, как я люблю.

Не возражаешь?

Люда не стала спорить. Вместо этого она мягко улыбнулась и сказала:

— Я буду тебя ждать.

Покровский немедленно нырнул обратно и постучал в кабинет.

Рыдания на секунду замерли, потом возобновились, только звучали еще глуше. Вероятно, его непутевая помощница во что-то уткнулась физиономией. Он постучал снова — более требовательно.

Дверь распахнулась, и Наташа появилась на пороге — с красным носом и предательски влажными глазами. Рот у нее был испачкан помадой. И вокруг рта тоже все было в помаде. Вероятно, она забыла, что накрасила губы.

— Что вы стучитесь?! — сдавленным голосом спросила она. — Это ваш кабинет!

— Как я мог не постучать? — ехидно спросил он. — Может, вы там голая?

Она посмотрела на него надменно, но тут же глаза ее снова затуманились.

— Извините, — пробормотала она. — Мне что-то нехорошо.

— Вам нужно было поплотнее позавтракать.

А вы сразу убежали.

— Не могу же я целыми днями прохлаждаться!

Я ведь ваша помощница.

— Да, вы мне сильно помогаете, — пробормотал Покровский. — Что случилось вчера ночью?

Кажется, вы что-то не поделили с Бубриком.

«Я не могу, не могу ему рассказать про вчерашнее, — подумала Наташа. — Ясное дело, в доме Бубрика произошло что-то нехорошее. Но я ведь не знаю точно — что. И насколько замешан в этом Генрих». На самом деле она считала, что Генрих замешан по самые уши.

— Послушайте, — Покровский подошел к ней, взял за плечи и легонько встряхнул. — Вы у меня работаете, поэтому я в некотором роде несу за вас ответственность.

Наташа встретилась с ним глазами и едва перевела дух — никто никогда на нее так не смотрел.

Слишком внимательно. Слишком испытующе. Чтобы защититься, она сказала с вызовом:

— Я собиралась работать!

— Да-да. Бедная гувернантка вся в слезах запирается в комнате. Я же говорил, что меня трогают ее переживания.

— Решили утешить бедняжку?

— Конечно. Раз она нуждается в утешении.

— Вы про нее ничего не знаете, вы даже забыли, как ее звали!

Покровский усмехнулся и сказал:

— Я действительно не помню, как ее звали, но она совершенно точно была по уши влюблена в хозяина.

— О-о!

— Что — о? Вам это кажется удивительным?

Помнится, ее хозяин ничего себе был мужчина.

Как его звали, я, правда, тоже позабыл.

— Мистер Рочестер. В конце романа он стал инвалидом.

— Из-за гувернантки, я полагаю? — хмыкнул Покровский.

Они стояли нос к носу, как две собаки, и не сводили друг с друга глаз.

— Кажется, вчера ночью мы с вами случайно встретились? — спросила Наташа после трагической паузы.

— Было дело. Я на руках отнес вас в постель.

В глазах у Наташи мелькнуло что-то такое, чего Покровский не смог распознать.

— У нас был секс? — спросила она таким тоном, каким сожалеют о разбитой тарелке.

— Ничего себе, — пробормотал он. — Столько всего пережить и ничего не запомнить! Я унижен.

Наташа напряглась и попыталась порыться в памяти, но тщетно. Она вспомнила все, кроме того, как пришла домой. В этом месте была черная дыра.

— Вы издеваетесь! — догадалась она.

— С чего вы взяли? — удивился Покровский.

Ему хотелось, чтобы она продолжала сомневаться.

— Я знаю, что в настоящий момент не конкурентоспособна.

— Вчера, ползая по моей кровати, вы об этом не задумывались, — снагличал он.

— Андрей Алексеевич, да вы скотина! — изумленно сказала она. — И у вас мания величия.

— Ну… В этом виноваты женщины. Если бы вас так любили мужчины, как любят меня женщины, вы бы тоже заважничали.

— То есть вы уверены, что меня никто не любит?

Она так взъерепенилась, что Покровский получил настоящее удовольствие.

— Учитывая ту страсть, которую вы вчера проявили, думаю, что — нет.

Она открыла рот, чтобы сказать ему что-то такое, отчего у него наверняка должен испортиться аппетит, но тут дверь за их спиной отворилась, и появилась Люда.

— Андрей! — позвала она и спокойно поглядела на Наташу. — Наш чай остынет.

— Сейчас, — ответил Покровский, не поворачивая головы. — Так что вы имели мне сказать дополнительно?