Витязь в овечьей шкуре

— Но как она могла согласиться пить кофе из термоса.., ночью, когда знала, что только что… тоже ночью, неподалеку от дома Андрея.., погибла его бывшая жена? Сюрреализм.

— Она не знала, как погибла Алиса, — сказал Покровский. — Я ей ничего не рассказывал, чтобы не травмировать. А она не спрашивала о подробностях. Люда очень тактичная женщина.., была.

Она позвонила по какому-то делу, и Генрих сообщил, что с Алисой случилось несчастье.

— Я тоже не болтал про термос да про кофе, — поддакнул Генрих.

— Можно с уверенностью утверждать, — подняла голову Наташа, — что Люда доверяла тому человеку, с которым встретилась перед смертью. Доверяла всецело, безоглядно.

— Почему это? — ревниво спросила Лина, — Подумайте сами: ей необходимо ночью, практически в полной темноте въехать на машине в безлюдную аллею. Там она открывает дверцу, свешивает на землю ноги и получает в руки крышечку от термоса с отравленным кофе.

— Кстати, убийца наверняка был в перчатках, — равнодушно отметил Стае. — Когда убили Алису, на термосе нашли только отпечатки пальцев жертвы. Здесь наверняка будет то же самое.

— Вот, еще и перчатки! Но ни одну, ни вторую жертву это не насторожило. Почему?

— Что вы на меня смотрите? — спросила Лина на октаву выше, чем разговаривала обычно. — Да, у меня тоже нет алиби, но это говорит только в мою пользу. У убийцы оно наверняка имеется. Мы уже это обсуждали.., в прошлый раз.

— А у милиции есть версии? — спросила Наташа и поглядела на Стаса — он был адвокатом, и у него имелись связи. Он узнавал много такого, что им самим никогда не удалось бы узнать.

— Есть, — хмыкнул он. — Следователи полагают, что во всем виноват Андрей. Они убеждены, что он придумал какой-то дьявольский способ разделываться с женщинами и при этом выходить сухим из воды. Против него куча косвенных улик. У него — мотивы.

— Господи, какие мотивы? — вскричала Лина, сильно качая ногой, положенной на другую ногу. — Передумал жениться и всех невест перетравил?

— А ты разве не знаешь? — устало спросил Покровский. — Мотивы у меня ничего себе. Оказывается, накануне я написал Люде письмо, где и изложил их в лучшем виде.

— Вот как! Что, письмо написано твоей рукой?

— Распечатано.

— Да.

— И на самом деле ты его, конечно, не посылал, — сообразила Лина.

— Естественно, нет.

— А где нашли это письмо? — спросил Стае. — У нее дома? И что было написано на конверте?

— Никакого конверта не было, — пожал плечами Покровский. — Письмо нашли у меня же в машине, когда ее досматривали.

— Надеюсь, следователи не поверили, что это ты писал? — воскликнула Лина.

— Они мне не сказали — поверили или нет.

Они вообще не делились со мной своими мыслями.

— Но это возмутительно — подозревать Андрея Алексеевича, — высказалась Наташа.

— Вам-то что? — тут же отбрила ее Лина. — Для вас это все так, приключение.

— Откуда вам знать?

— Ну, скажи хоть, что там было, в этом письме! — потребовала у Андрея Лина. — Должны же мы знать. Тоже, слава богу, провели в милиции не лучшие часы.

— Я вроде как написал ей: «Люда! Алиса расстроила наши с тобой отношения. Но сейчас ее, бедняжку, уже не отругаешь за это. Как бы то ни было, мы теперь можем пожениться. Если ты, конечно, не возьмешься за старое. Смотри, Люда! Не гуляй с другими мужчинами, а не то тебе плохо будет». — Покровский скривился и добавил:

— Примерно так.

— Господи, какая чушь! — воскликнула Лина. — И они это проглотили?

— Полагаю, да, — коротко ответил он и потер руками щеки. — Мне, пожалуй, стоит пойти отдохнуть. Иначе я свалюсь в самый неподходящий момент.

— Иди, Андрей Алексеич, — засуетился Генрих. — А то, не ровен час, они снова за тобой явятся.

— Мне надо позвонить, — тоже поднялся Стае.

— А я… — пробормотала Наташа, не зная, что придумать, чтобы не оставаться с Линой на кухне. — Я тоже, пожалуй, полежу.

— Да-да, берегите себя, — заботливо сказала Лина. — Вы — Андрюшино алиби и в первом, и во втором случае. Это дорогого стоит!

Наташа посмотрела на нее с подозрением, вышла в холл и остановилась у окна, глядя на Стаса, который ушел со своим сотовым в сад, под сливы, и разговаривал, уставившись себе под ноги.

— Генрих, я до сих пор не могу поверить, — низким голосом сказала за ее спиной Лина. — Все это время Андрей ничего не знал о том, что я тогда выпила из-за него таблетки…

— Я подумал — зачем его расстраивать? — сердито спросил Генрих, громко звеня посудой. — И вам же лучше не стыдно.

— Стыдно? — не поверила Лина. — С каких это пор стало стыдным.., любить? — С тех пор, как вы вышли замуж, — отрезал тот.

— Я-то была уверена, — не слушая его, продолжила Лина, — что он знает о моей жертве. Что он думает о ней, когда мы встречаемся. Что он ценит мою сегодняшнюю выдержку… То, что ты Вадиму не проболтался, — это хорошо, тут ты молодец. Но Андрею ты должен был показать мое письмо!

— Теперь показал, — буркнул Генрих.

— Правда? — Лина оживилась. Ей хотелось, чтобы все в жизни получалось складно — в точности так, как она затеяла. — Ты хороший парень, Генрих! Извини, что я на тебя кидалась. У нас сейчас у всех нервы.., сам понимаешь. Андрюшка мне дорог как никто.