Витязь в овечьей шкуре

— Термос, — уже спокойнее ответил он. — Вон там лежит термос, из него вылился кофе. А здесь, на земле — крышечка. Все, как в первый раз.

— Ее убили?!

— А это что еще такое? Вот здесь, глядите.

Он поводил лучом по асфальту, и Наташа заметила цветную стеклянную крошку, кусочки металла и блестящую дужку.

— Похоже, кто-то раздавил мой брелок от ключей. Ценная была вещь.

— А где ключи?

— В кармане. Когда я отправлялся следить за вами, брелка на связке уже не было. Вы понимаете, что это значит?

— Понимаю, — ответила Наташа, схватив его двумя руками за рубашку. — Кто-то решил от вас избавиться.

Глава 8

— Это просто невероятно, что у тебя оказалось такое крепкое алиби, — говорил Стае, расхаживая по гостиной. — Люда на своей машине проехала по дороге как раз в тот момент, когда вы с Натальей уходили от Бубрика. Потом вы ссорились на виду у всех соседей, а по радио как раз передали время.

Редкая удача.

— Не просто удача, — вмешалась Лина, отстукивая округлыми ногтями тревожный ритм на журнальном столике. — Провидение.

— Если бы ты, дружок, не пошел к Бубрику, — заметил Вадим, наставив на брата указательный палец, — сидел бы ты сейчас со следователями в кабинетике без окон.

— Они и так надо мной неплохо поработали, — ответил Покровский. — Всю душу вытрясли. Из Наташи тоже.

Все посмотрели на Натащу. Она выглядела измученной, под глазами залегли полумесяцы теней.

— Поеду привезу детей, — сказал Вадим и поднялся на ноги. — Тебе, Андрюша, лучше за руль не садиться. После бессонной-то ночи.

— Тоже мне еще — деятели! — в сердцах бросил Покровский, имея в виду свою дочь и ее ухажера. — Я убью Козлова. Убью эту мелкую розовощекую гадину. Я спущу с него козлиную шкурку.

— А что? — спросила Наташа, которая одна оказалась не в курсе. — Чем это Валера так провинился?

— Оба провинились. Они должны были ехать на праздник цветов, — отрывисто пояснил Покровский. — Но вместо этого отправились в частную гостиницу — «Тихая гавань» называется — и сняли там номер.

— Это жизнь, Андрей, — оптимистично заметила Лина и, поднявшись вслед за мужем, быстро поцеловала его в щеку. — Поезжай, привези их.

Наташа поражалась легкости, с которой эта женщина вела себя в доме Покровского. Ведь она из-за него пыталась отравиться! А сейчас — ну просто самая что ни на есть преданная жена. Она все забыла или же — наоборот — ничего не забыла?

О да, тут было кого подозревать.

— А почему этим двоим нужен эскорт, чтобы вернуться домой? — раздраженно спросил Стае. — Не маленькие, чай. Вон, номер на двоих сняли…

Вадим хмыкнул и объяснил:

— Ночь у них получилась чертовски невинной.

На радостях, что удалось утечь из дома, голубки спустились в гостиничный ресторан, заказали себе бутылку виски и накушались до полной невменяемости. Метрдотель видел, как они напивались, но позволил себе не обращать внимания — парочка заплатила за номер, за ужин, так что… Спать их укладывал персонал гостиницы.

В ответ на эту речь Покровский ухмыльнулся, и Наташа слегка расслабилась. Она-то думала, что он и в самим деле собирается жестоко наказать бедного гардеробщика. Интересно, что его смягчило?

Гибель Люды? Он задумался о жизни и смерти и понял, что по сравнению с этим все остальное — игрушки?

Когда Вадим уехал, Генрих сварил кофе и подал его в столовую. Все нехотя расселись за столом.

— Кстати, к вопросу о том, кто где провел ночь, — заметила Наташа, опустив ложечку в чашку. — У всех оказалось алиби?

— Вы опять за старое?! — возмутилась Лина. — Это глупо — подозревать нас.

— А кого надо подозревать? — спросил Стае, хмыкнув.

— Ну… Кого-кого? — пожала она плечами идеальной формы. — Я же не следователь. Кстати, можете думать обо мне все, что хотите, но оба убийства похожи на глупый розыгрыш.

— А знаешь, ты права! — поддержал ее Стае. — Все так странно! Ночь, машина, цианид в термосе с кофе…

— И улики, которые должны изобличить Андрея Алексеевича, — добавила Наташа.

— Выдумаете?..

— А вы нет? Если бы у него совершенно случайно не оказалось алиби…

— И вы выступили в роли случайности! — торжественно заявила Лина, не отводя глаз от своей чашечки, в которой она размешивала сахар. — А у тебя, друг мой, — обернулась она к Генриху, который вошел в столовую с корзинкой печенья. — Есть у тебя алиби?

— А что — я? — удивился тот. — Нет у меня алиби. На что оно мне?

На Генриха было страшно смотреть. Он выглядел так, словно его сначала испепелили, а затем силой принудили восстать из пепла.

— Ну как же? А боязнь потерять место? Женился бы Андрей, и все — тю-тю. Гуд бай, Генрих, нагрянула твоя пенсия.

Наташа ушам своим не верила. А он-то! Он ведь так о ней печется, о Лине! Всегда готов услужить и глядит с обожанием. Она тоже вела себя с ним, точно родная мамочка. А тут вдруг — эдакое заявленьице!

— Как такое вообще могло случиться, — неожиданно вышел из задумчивости Стае, — что Люда умерла той же смертью, что и Алиса?

— Ее убили тем же самым способом, — отрывисто заметила Лина.