Витязи морей

— Помните, братцы, если надо будет умереть на защите этого бастиона, умрем до единого все! Отступать нам некуда: впереди нас море, позади нас — неприятель, — ретирады командоваться не будет! А если из вас кто услышит, что я, я сам скомандую ретираду, — коли меня за это штыком!

Была минута великой растерянности среди лиц высшего командного состава, когда полчища союзников появились в виду Севастополя, а флот их одновременно начал бомбардировать Северную сторону. Даже Нахимов ненадолго поддался общей панике и, не надеясь отразить вражеский натиск, которого ожидал с часу на час, приказал топить суда, чтобы они не попали в руки интервентов.

Были уже затоплены два транспорта со снарядами и начал уже погружаться в воду линейный корабль «Ростислав», когда об этом доложили Корнилову. Он немедленно приказал во что бы то ни стало спасти «Ростислав» и пообещал каждого командира, затопившего свое судно, рассматривать как государственного преступника и в кандалах отправлять в Петербург.

Главнокомандующие английскими и французскими войсками пришли в изумление, увидев укрепления там, где, как они твердо знали, их не было в день высадки десанта; штурм города при таких условиях мог обойтись им в несколько тысяч человек, и они на него не решились. Чтобы он стоил им как можно дешевле, они решили подготовить его генеральной бомбардировкой одновременно с суши и с моря.

Нечего и говорить, как обрадовался Корнилов, когда эти соображения союзников были им разгаданы. Ему давалось время, чтобы подготовиться к артиллерийской дуэли, и он не потерял из этого времени ни одного часа. И когда настал наконец день дуэли — 17 (5) октября, — скороспелые севастопольские бастионы с такою же честью выдержали огонь сухопутных осадных батарей противника, с какой отразили береговые форты атаку соединенных эскадр.

К сожалению, этот день был днем смерти Корнилова.

Он, смотревший на бастионы и редуты, как на суда, построившиеся в кильватерные колонны против Корабельной и Южной сторон Севастополя, причем у орудий стояли матросы и все команды давались как на кораблях, не мог сидеть где-нибудь в безопасном месте в городе и только выслушивать донесения своих адъютантов о том, что делается на линии обороны. Он разъезжал верхом по бастионам, выясняя, что и где надобно сделать, чтобы добиться полного успеха. И на Малаховом кургане он был ядром смертельно ранен в бедро.

Трогательны последние минуты его жизни, запись о которых осталась у нескольких очевидцев. Лежа с закрытыми глазами, Корнилов чутко прислушивался к артиллерийской дуэли, в которой с обеих сторон участвовало тысяча семьсот орудий. Он думал не о себе и не о своей семье, жившей в то время в Николаеве, он переживал только эту борьбу за родной город и время от времени повторял:

— Отстаивайте, отстаивайте Севастополь!

О том, что пятый бастион блистательно выдержал огонь французов, что батареи его взорвали своими снарядами три вражеских пороховых погреба и наконец заставили замолчать все выставленные против него орудия, Корнилов знал еще до ранения. Перед самой же его смертью посланный с Малахова лейтенант доложил ему, что приведены к молчанию и английские батареи.

— Ура! Ура! — отозвался радостно Корнилов.

Это и были последние его слова.

Осада Севастополя тянулась еще почти одиннадцать месяцев; новые люди возглавили оборону, но им оставалось только поддерживать и продолжать то, что было введено Владимиром Алексеевичем Корниловым. Бастион на Малаховом кургане, где был смертельно ранен этот Гектор русской Трои, был назван Корниловским.

* * *

Корнилов, показавший себя еще в молодости человеком богато одаренным, далеко не имел врожденной любви к морю, как, например, его соратник Нахимов, поэт парусного флота.

Вместе с Нахимовым на крейсере «Азов» получил он, будучи мичманом, боевое крещение в знаменитом Наваринском сражении, но это все-таки не сделало его тем моряком-энтузиастом, какой получился из него впоследствии. Он даже думал совершенно бросить службу во флоте.

Но однажды вошел в каюту командир «Азова» капитан 1 ранга Лазарев и увидел Корнилова погруженным в чтение французского романа. Французские и английские романы заполняли и все полки каюты молодого лейтенанта.

— Вы совсем не то читаете, что вам нужно читать! — энергично сказал Лазарев и еще энергичнее начал выбрасывать через люк за борт все легкомысленные книжки, собранные его младшим офицером.

— Что же я должен читать? — в недоумении спросил Корнилов, когда выброшена была последняя из его книг.

— Я принесу вам сейчас, что вы должны читать, — ответил Лазарев. И действительно принес из своей каюты новые книги — сочинения английских и французских специалистов по военно-морским вопросам.

Этот момент явился переломным в жизни Корнилова. С тех пор Лазарев, один из талантливейших моряков русского флота, внимательно следил за ростом и воспитанием своего даровитого ученика. Когда же года за два до начала Восточной войны адмирал Лазарев скончался, место его занял Корнилов.