Витим Золотой (Роман 2)

- Когда у писаря были... Ну и приметил... - Теплое дыхание девушки щекотало ему щеку. Он покосился на Василису и увидел в белой полутьме живые, искрящиеся ее глаза. Волнение мгновенной искрой передалось и ему. В это время кошевка сильно качнулась, раскатилась на крутоватом ухабе, и плечи их плотно прижались. Василиса неожиданно ткнулась кончиком холодного носа в его небритую, колючую щеку и неловко притихла. Они молчали.

Упруго переступая коваными копытами, Ястреб бодро шел веселым, танцующим шагом. А вокруг лежало снежное поле, такое голубое и чистое, что у Василисы остановилось дыхание. Петр Николаевич, глядя на статный круп коня, думал о чем-то своем.

- А писарь, это ваш друг? - грея в варежках начавшие зябнуть руки, спросила Василиса.

- Ну да, друг, - рассеянно ответил Лигостаев.

- Он, наверное, говорил вам обо мне?

- Ишь ты, какая любопытная! - усмехнулся Петр и, перейдя вдруг на простой, отеческий тон, который лучше и короче сближает людей, спросил: А как тебя зовут?

- Меня зовут Василисой, а по-нашему - Ваской...

- Как это по-вашему?

- Ну, значит, по-рабочему, - охотно пояснила она. - А вы Петр Николаевич. Я давно знаю... Я ведь все про вас знаю, - тихо добавила Василиса.

- Смотри какая всезнайка, - добродушно заметил Петр.

- О-о! Вы известный!

- Чем же? И что ты такое можешь обо мне знать?

- Все... Я дочь вашу много раз видела: и на складе лесном, и на скачках в ауле. Она мне очень понравилась... - наивно и сердечно проговорила она.

- Это могло быть... - раздельно ответил Петр.

- А кто ее не знает? - продолжала Василиса. - Красивая и смелая, а я таких люблю.

- Скажи на милость! И про то, как она от мужа убегла, тоже знаешь? насмешливо спросил он. Казалось, что позорная история с его дочерью, как злой рок, преследует его на каждом шагу, куда бы он ни ступил и с кем бы ни повстречался.

- Да ведь об этом все знают... Но я скажу одно... - Василиса чуть приподнялась, одернув широкую юбку, и, поудобней усевшись на сене, продолжала: - Я скажу одно: ежели бы меня насильно отдали, я бы на ее месте тоже так сделала, а может, и похуже, - с отчаянной в голосе решимостью проговорила она.

- Хуже уж не бывает, - сказал Петр.

- Нет, бывает, - упрямо и твердо возразила Василиса.

- Ишь ты, какая бойкая!

- Еще не так случается, - продолжала она. - А нашему брату, бабе, тетехой быть, так совсем замордуют и, как букашку, растопчут...

- Если хочешь знать, - все больше удивляясь и волнуясь, говорил Петр, - если ты уж знаешь про дочь, так я тебе скажу, что никто ее не неволил, насильно не выдавал...

- Вы меня простите, может, я не так сказала. Я этого не знала. Все так говорят, ну и я тоже...

- Ее была воля. Сама виновата, - жестко сказал Петр и глубоко вздохнул.

- Это другое дело. Раз вы ее не неволили - значит, вы хороший и добрый отец, - быстро проговорила Василиса и тоже вздохнула.

- А у тебя родители есть?

- Нет. Я сирота.

- Ты, кажется, на каторге была? За что угодила? - спросил он и тут же пожалел об этом. Не хотелось обижать и без того обиженную, а получилось наоборот.

- Долго рассказывать, - скупо ответила Василиса.

- Да и не надо... Так сболтнул, не подумавши. Ты на меня, молодка, не серчай. - Петр откинул на спину тяжелый, заиндевевший воротник тулупа и перебрал в руках ременные вожжи.

- А чего же мне серчать на вас? Ну была и была... Можно и рассказать... Жила у помещика в работницах, совсем еще девчонка шестнадцати годов... Вот и вздумал он попользоваться... Порешил, что овечка глупенькая... А я его кипятком... - чуть слышно проговорила Василиса и начала торопливо смахивать с темной шубейки летевший от конских копыт снег.

- Эх ты, ядреный корешок!

Петр Николаевич ахнул, сильно натянул вожжи. Ястреб, мотнув сухощавой головой, скорым и ловким перехватом передних ног чутко и плавно перешел на сильную рысь. Вместе с ошметками снега в лицо Василисе резко ударил хлесткий ветер. Казалось, что под конскими копытами вьюжилась и пенисто кипела косматая снежная буря. Она слепила глаза и сладко сжимала замиравшее от быстрой езды сердце.

- Жив остался? - под стук копыт и скрип полозьев, посматривая на попутчицу сбоку, громко крикнул Петр Николаевич.

- Кто? - повернув к нему голову с растрепавшейся на плечах шалью, не поняв его вопроса, спросила Василиса.

- Да тот! Помещик поганый!

- Не знаю! - закрывая лицо пестрой варежкой, ответила она.

- Вилы ему в бок, в харю! А ну айда! - гаркнул Петр и тряхнул вожжами.

Выхлестывая подковами четкую под копытами дробь, Ястреб податливо рванулся вперед. Ветер полыхнул в лицо колючим снежным ураганом и закидал плотными комками всю кошевку. Петр Николаевич придержал коня, уговаривая его самыми ласковыми словами, остановил совсем и вылез из кошевки. Василиса тоже поднялась, отряхнув снег, облегченно вздохнув, проговорила:

- Ох и славно!