Виток истории

— Это сотрудница из лаборатории вашего мужа. Та самая, что била посуду, и он за это хотел ее уволить. (О себе я умолчал.) А увлечение у меня серьезное. Такое же, как у Юры, когда он женился на вас.

— Спасибо за полную информацию, — почти невозмутимо, но с прорывающимися искорками смеха ответила Юрина жена и облегченно вздохнула.

Когда мы вышли из театра в пляшущее сверкание реклам, в толпу суетливых пешеходов, что-то очень веселое и беззаботное, как детские бубенчики, звенело у меня в ушах. Рядом шли мои друзья, в моей руке была рука Майи… Завтра нас ждет увлекательная работа. И я подумал, что старая истина права: человеку нужно не так уж много. И не является ли все то, что я сейчас имею, лучшим лекарством от старости, которое мы тщетно ищем?

Увы, и тогда я уже знал, что завтра буду думать по-другому…

* * *

Что мы помним из истории? Войны, достижения спортсменов, международные скандалы, строительство или разрушение городов. С боем отвоевало себе место в истории искусство. А наука? Конечно! — воскликнут многие. Но это «конечно» происходит тогда, когда уже взорвана атомная бомба или когда вычислительная машина обыгрывает в шахматы чемпиона мира. А кто обратил внимание на первые опыты по расщеплению атомного ядра? Или на дерзкие эксперименты науки о наследственности? Мы запоминаем то, что эффектно, и поэтому люди столь суетливы — слишком мало среди них пророков.

Так было и в тот день, запомнившийся даже сотрудникам нашего института по победе нашей олимпийской сборной, а не потому, что в лаборатории Степ Степаныча наткнулись на какой-то интересный и загадочный механизм нервной регуляции. Это была группа нейронов, нервный узелок размером с копейку. Ему и дали условное название «копейка». Он посылал методично, словно гудки зуммера, сигналы в области организма, ведающие наследственностью.

— Мы обнаружили два таких узелка, — сказал мне Степ Степаныч. — В затылочной части и в позвоночнике…

Он посмотрел на меня тревожно-вопросительно: он явно хотел, чтобы я спросил у него, высказал догадку. А он сам боялся, что она опять окажется ложной. И я спросил:

— Вы думаете, это «часы»?

Он пристально посмотрел на меня, его глаза стали похожи на кошачьи, завидевшие мышь.

— Нужно проверить на моделях, — сказал он. — Чисто проверить. Все может быть…

Лишив сна нескольких крыс и морских свинок, мы искусственно вызывали у них старость. У всех подопытных менялись сигналы, посылаемые «копейками», а после вскрытия мы обнаруживали в этих нервных узелках органические изменения.

Тогда мы пошли дальше — оперативным путем удалили «копейки» у здоровых животных. Резких изменений операция не принесла, но примерно через месяц крысы начали терять шерсть, стали неспособны к продолжению рода. У них наступала преждевременная старость.

Несколько недель мы с Юрой и Степ Степанычем сводили результаты, а когда эта работа была окончена, стало ясно, что надо переходить к завершающим опытам. Нам было страшновато после стольких разочарований! Но всех в институте уже снова охватило предчувствие победы. До самой ночи светились окна лабораторий и кабинетов, ворчали уборщицы.

Я понял, что через несколько дней, как только мы начнем опыты второго контроля, всеми, и мной в том числе, овладеет творческая лихорадка (которая чем-то сродни тропической), и ни о чем, кроме работы, я думать не смогу. Поэтому мы с Майей решили пожениться, и как можно скорей.

Итак, женитьба: хлопоты, примерка костюма, густой запах цветов во Дворце бракосочетания. Я стоял рядом с Майей и думал о том, что сейчас мне звонят из академии насчет заказанных приборов и что в приемной меня наверняка ожидает «дядя Тихон», чтобы посоветоваться, где взять две сотни крыс в такое короткое время.

А между тем церемония состоялась по всем правилам, и я узнал из специально подготовленных друзьями шутливых напутствий («От людей сведущих — птенцу-желторотику»), как мне следует вести себя в супружеской жизни и от каких привычек придется отказаться. Мы здорово кутнули, предчувствуя, что нам долго не придется веселиться. Устроили капустник на тему «Сопротивление материалов в супружеской жизни».

За столом Юра спрашивал, притворно беспомощно разводя руками:

— А с кого я теперь за разбитые «люсьены» высчитаю? — и грозил мне длинным изогнутым пальцем.

А у меня перед глазами плыла комната, лицо Майи, с которой я, как говорили во Дворце бракосочетания, «должен создавать здоровую коммунистическую семью», и я шептал ей:

— Знаешь, что я подарю тебе? Бессмертие!

Мы перешли к опытам второго контроля: удаляли «копейки» у крыс, хранили их при низкой температуре, а после наступления старости у крыс снова подсаживали на прежние места. И у животных начиналось восстановление некоторых функций, исчезали многие расстройства нервной системы. Несомненно, «копейка» была тем важным звеном в «часах», которое выбывало из строя первым и приводило к нарушению всего механизма.