Читаем Витрины великого эксперимента полностью

Юрий Бродский назвал Соловки, или, точнее, систему лагерей, управлявшуюся из бывшей крепости на одном из островов Соловецкого архипелага, «миниатюрным государством в государстве»: здесь были свой Кремль, своя политическая элита и разделенные на классы обитатели и даже своя валюта. Это была лаборатория — образцовое учреждение, если хотите, — для ВЧК (ГПУ), которая в период с 1922-го по 1928 год потерпела поражение в борьбе за контроль над лагерями своих конкурентов (комиссариатов юстиции и внутренних дел) и компетенция которой ограничивалась лагерем СЛОН и несколькими другими принадлежавшими ей учреждениями. Здесь разрабатывались новые методы, направленные на превращение принудительного труда в экономически выгодный, наряду с организацией интернирования с помощью небольшого количества охранников и использования особых привилегированных групп заключенных для поддержания дисциплины. После того как ОГПУ оказалось во главе расширяющейся системы лагерей в начале сталинского периода, «выпускники» Соловков стали источником пополнения кадров для множества лагерей нарождавшегося «архипелага ГУЛАГ». В 1929 году, который Сталин назвал «годом великого перелома», Соловки недвусмысленно упоминались в декретах как прототип концентрационных лагерей, при организации которых экономическая выгода и необходимость заселения новых территорий выдвигались на первый план{465}.[40]

Таким образом, Соловецкий лагерь стал «первопроходцем» при переходе от «изолирования» политических заключенных к поиску материальных выгод от них для государства и к заселению северных территорий. В 1924 году начальник ОГПУ Феликс Дзержинский специально упомянул Соловки как образец для расширяющейся системы принудительного труда и продуктивного использования незаселенных территорий. Эти функции он четко отделял от задачи перевоспитания преступников, являвшейся первостепенной в ранней советской судебной теории{466}. Одно из свидетельств приписывает бывшему нэпману-предпринимателю, сидевшему на Соловках, идею извлечения экономической выгоды из принудительного труда, которой и воспользовалось ОГПУ{467}. В 1926 году с лагерем был заключен договор на поставку древесины за рубеж (за валюту).

Но в то самое время, когда соловецкая модель лагеря тиражировалась по всему ГУЛАГу и количество лагерей и тюрем на Соловецком архипелаге и в других местах резко возросло, их доходность после нескольких лет интенсивной заготовки леса снизилась. В лагерях свирепствовал тиф, нормы питания сокращались, охранники зверствовали еще больше, а наказания становились все унизительнее. В результате имела место массовая смертность от истощения и настоящая эпидемия причинений себе различных увечий заключенными, стремившимися избежать смерти от непосильного труда. Московская комиссия, направленная в 1930 году в Соловецкий лагерь, вскрыла «страшные факты массового насилия по отношению к заключенным»: убийства, избиения прокаленными на огне прутами, различного рода пытки, такие как оставление непокорных узников на съедение комарам летом и на замерзание — зимой{468}. Посещение Соловков Горьким совпало с этим кризисом и экономическим спадом в лагерной жизни.

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги

1917–1920. Огненные годы Русского Севера
1917–1920. Огненные годы Русского Севера

Книга «1917–1920. Огненные годы Русского Севера» посвящена истории революции и Гражданской войны на Русском Севере, исследованной советскими и большинством современных российских историков несколько односторонне. Автор излагает хронику событий, военных действий, изучает роль английских, американских и французских войск, поведение разных слоев населения: рабочих, крестьян, буржуазии и интеллигенции в период Гражданской войны на Севере; а также весь комплекс российско-финляндских противоречий, имевших большое значение в Гражданской войне на Севере России. В книге используются многочисленные архивные источники, в том числе никогда ранее не изученные материалы архива Министерства иностранных дел Франции. Автор предлагает ответы на вопрос, почему демократические правительства Северной области не смогли осуществить третий путь в Гражданской войне.Эта работа является продолжением книги «Третий путь в Гражданской войне. Демократическая революция 1918 года на Волге» (Санкт-Петербург, 2015).В формате PDF A4 сохранён издательский дизайн.

Леонид Григорьевич Прайсман

История / Учебная и научная литература / Образование и наука