Характерной чертой этого режима оказалось упразднение сдержанного, основанного на фактах тона, заданного Каменевой для публикаций ВОКСа 1920-х годов. Все более резкое повышение тона печатных материалов — путь, проторенный советской печатью и пропагандой в целом, но также это было следствием невозможности ввести хоть какие-то концептуальные ограничения на использование пропаганды. Пример, весьма подходящий для иллюстрации данного вопроса, — Бюллетень ВОКСа, публиковавшийся на русском, немецком, французском и английском языках. Хотя Каменева неоднократно требовала «давать… в спокойной форме информацию, а не агитки»{576}
,[51] достичь этого было нелегко. Бюллетень, как и все материалы, создававшиеся для распространения за границей, содержал публикации на разные темы, объединенные основной формулой: показывать в благоприятном свете связь советских культурных достижений и социально-политической системы. Именно потому, что данный орган не был агитационным по форме, возрастал соблазн использовать его немалый потенциал для убеждения сомневающихся. Отдел печати ВОКСа все чаще и чаще обращался к Бюллетеню для выброса на Запад контрпропаганды{577}. Ставки еще более повысились, когда внешние операции ВОКСа в конце 1920-х годов заметно расширились — его Бюллетень к 1929 году распространялся в 63 странах на английском, французском и немецком языках тиражом более 100 тыс. экземпляров. Контрпропаганда была дополнена назойливой идеологической мобилизацией, свидетельствовавшей о том, насколько резко «великий перелом» стер в издательской и образовательной сфере границы между традициями агитпропа и более утонченными жанрами — теми, менее навязчивая манера которых была рассчитана на узкоэлитарную аудиторию{578}.Отныне главным приоритетом становилась мобилизация всех международных контактов для проведения кампаний особого рода. Подходы и требования, обычные для откровенной пропаганды, распространились и на ранее обособленные от нее, т.е. элитарные и «высокие» эпистолярные, жанры. Режим кампаний пошел гораздо дальше контркампаний 1920-х годов против эмигрантов и зарубежных «критиканов», поскольку теперь на все слои зарубежной аудитории обрушивались потоки публикаций и посланий, в которых затрагивалось лишь ограниченное число приоритетных тем.
Главной среди этих тем была постоянная тревога по поводу враждебного капиталистического окружения и угрозы военной интервенции на территорию СССР. Показательный процесс так называемой Промышленной партии, развернувшийся в 1930 году с привлечением ведущих инженеров, на котором ранее неприкосновенные «буржуазные специалисты» оказались обвиненными во «вредительстве» с целью подготовки государственного переворота, стал основным источником вдохновения для разработки тематики борьбы со злобными интервентами. Сам Сталин проявил большой интерес к стенограмме показаний и выбитых признаний одного из обвиняемых по этому делу: она касалась тайных замыслов организовать помощь со стороны франко-польско-румынской армии, готовой вторгнуться на территорию СССР. Вождь приказал предоставить данные материалы сотрудникам Коминтерна и поднять массовую общественную кампанию против вооруженной интервенции{579}
. В ВОКСе эту кампанию восприняли как наиважнейшую и широко использовали для ее развертывания не только свой Бюллетень, но и циркулярные письма во все подконтрольные общества дружбы. Целью кампании было «показать перед лицом заграничной общественности, что опасность интервенции превратилась сейчас в непосредственную угрозу… самому существованию СССР»{580}. В 1931 году этому было уделено приоритетное внимание — проводили «ударную» кампанию и даже разработали особую экскурсию по Москве с целью продемонстрировать иностранцам потери, которые принесло бы ожидавшееся вторжение. Резкий тон призывов, определявшийся как «боевой и политически заостренный», недвусмысленно рекомендовался для всех публикаций, тогда как статей «узкоинформационного характера» необходимо было избегать{581}.