Единственным разумным выходом из положения казалось восстановление монархии. Гитлер никогда не согласился бы на проведение выборов любого лица, у которого он оказался бы в номинальном подчинении, но была вероятность того, что он будет уважать институт короны. В стране по-прежнему сохранялись сильные монархические настроения. Что до меня, то я всегда поддерживал идею установления конституционной монархии по британскому образцу, которая служила бы посреди изменчивых проявлений общественной жизни воплощением неколебимой верховной власти. Каким-то образом мне предстояло подвести к этой мысли Гитлера. В марте 1934 года у нас с ним состоялась на эту тему продолжительная беседа. Я доказывал, насколько трудно ему будет отказаться от лидерства в партии, чтобы занять пост свободного от политических пристрастий главы государства. Я намекал, что невозможно будет ожидать от него передачи политического руководства в другие руки, а потому единственным возможным решением может стать только возврат к монархии.
Я удивился, с какой готовностью Гитлер принял эту мысль. Он с огромным пиететом относился к великим прусским королям прошлого, в особенности к Фридриху-Вильгельму I, отцу Фридриха Великого и одному из самых талантливых правителей, каких знала наша история. Он был уверен, что для подготовки общественного мнения необходимо вновь привлечь внимание к их великим заслугам. Он даже дал указания снять кинофильм из жизни Фридриха-Вильгельма, в котором роль короля должен был играть Эмиль Янингс. Однако Гитлер настаивал на том, что прежде, чем новый монарх сможет утвердиться на троне, следует упрочить положение внутри страны и устранить все ограничения суверенитета, обусловленные мирным договором.
Он не имел возражений против восстановления династии Гогенцоллернов, хотя считал, что новый кайзер окажется в ущемленном положении, не являясь более королем Пруссии. Дело было в том, что в начале января рейхстаг, вопреки моим замечаниям, высказанным на заседании правительства, радикально ограничил автономию земель – прежних германских союзных государств. Теперь не могло быть и речи о восстановлении бывших великих герцогств или баварского королевства. Гитлер не считал подходящим кандидатом на трон ни кронпринца, ни его брата принца Августа-Вильгельма, хотя тот и вступил в нацистскую партию. Мы решили, что предпочтение должно быть отдано одному из сыновей кронпринца. Гитлеру особенно понравилось, что один из них работал на заводах Форда в Детройте. Мне казалось, что наилучшим кандидатом будет младший сын, принц Фридрих, и мы решили, что тот, на чьей кандидатуре мы остановимся, будет приглашен на работу в ведомство канцлера, чтобы предоставить ему возможность ознакомиться с тонкостями государственного управления.
Когда мы пришли к согласию, я отправился к Гинденбургу и совершенно открыто обсудил с ним вопрос о его преемнике на случай, если его больше не будет с нами. В соответствии с Веймарской конституцией в случае смерти президента его обязанности вплоть до новых президентских выборов переходили к канцлеру. Было не ясно, собираются ли нацисты следовать своим предвыборным обещаниям, но в любом случае в распоряжении Гитлера имелось необходимое большинство. Казалось очень разумным, чтобы Гинденбург оставил народу политическое завещание с рекомендацией вернуться к монархии. Гинденбург по-прежнему обладал в стране громадным авторитетом, и его последняя воля такого рода вполне могла позволить Гитлеру преодолеть сопротивление противников восстановления монархического строя из радикального крыла партии. Гинденбургу эта идея понравилась, и он попросил меня подготовить проект соответствующего документа. Кроме того, он сообщил, что написал в виде предисловия к собственной автобиографии отчет о своей продолжавшейся всю жизнь службе и намерен использовать его как основу завещания, которое я предложил составить.