Вице-канцлер Третьего рейха. Воспоминания политического деятеля гитлеровской Германии. 1933-1947

Поэтому в начале июня я решил отправить к дуче своего друга Лерснера. Полагаю, мои читатели должны уже быть знакомы с Лерснером. Мы подружились с ним еще до Первой мировой войны, вместе работали в Соединенных Штатах и в Мексике, потом не теряли друг друга из виду на Западном фронте в бытность его офицером связи министерства иностранных дел при Генеральном штабе. Независимые мнения Лерснера на переговорах в Версале, где он был в составе германской делегации, положили конец его дипломатической карьере; тем не менее, когда я стал рейхскомиссаром по делам Саара, он сослужил мне добрую службу в качестве представителя в Женеве. Я наказал ему настоятельно просить дуче внушить Гитлеру мысль о необходимости после смерти Гинденбурга восстановить монархию. Муссолини заверил его, что сделает все от него зависящее.

Встреча оказалась не слишком успешной. На счету Гитлера не было тогда еще громких достижений, и он, вероятно, захотел доказать дуче, что не принадлежит к числу тех, на кого можно оказывать давление. Люди из их окружения рассказывали мне, что два вождя большую часть времени проговорили, не слушая друг друга. Гитлер извергал почти непрерывный поток слов, который делал всякую дискуссию невозможной. По возвращении – помнится, это было в день моего выступления в Марбурге – он был исполнен сарказма относительно «суеты итальянцев вокруг монархии» и сказал мне: «Если я и не был раньше противником монархии, то теперь стал им». Складывалось впечатление, что его оскорбило снобистское поведение итальянского двора. Свидание с Муссолини не изменило даже его политику в отношении Австрии, кульминацией которой стало последовавшее через четыре недели убийство Дольфуса.

Чтобы закончить рассказ о событиях, связанных с завещанием Гинденбурга, мне придется совершить прыжок вперед во времени. Когда я вернулся в Берлин из Танненберга после похорон Гинденбурга, мне позвонил Гитлер. Он хотел знать, существует ли политическое завещание покойного президента и известно ли мне, где оно находится. Я ответил, что спрошу об этом у Оскара фон Гинденбурга. «Я буду очень признателен, – сказал Гитлер, – если вы сделаете так, чтобы этот документ оказался как можно быстрее в моем распоряжении». Засим я попросил своего личного секретаря Кагенека отправиться в Нейдек и выяснить у сына Гинденбурга, существует ли до сих пор это завещание и могу ли я получить его для передачи Гитлеру. Поскольку я не видел Гинденбурга со времени его отъезда из Берлина в мае, то не имел представления о том, где находится это завещание и есть ли оно вообще. Кагенек получил оба по-прежнему запечатанных конверта и привез их мне в Берлин. Через три дня мне предстояло встретиться с Гитлером в Берхтесгадене перед тем, как согласиться на свое назначение послом в Вену, и я захватил оба конверта с собой.

Я передал их 15 августа в присутствии Чиршки, моего секретаря. Гитлер внимательнейшим образом прочитал оба документа и обсудил с нами их содержание. Было совершенно очевидно, что пожелания Гинденбурга, изложенные в его завещании, шли вразрез с намерениями Гитлера. Поэтому он воспользовался тем фактом, что этот конверт был адресован «рейхсканцлеру Адольфу Гитлеру». «Эти рекомендации покойного президента, – сказал он, – обращены лично ко мне. Позднее я решу, следует ли их публиковать и когда это будет удобно сделать». Тщетно я упрашивал его обнародовать оба документа. Он передал своему пресс– секретарю для печати только отчет Гинденбурга о своей службе, содержавший также похвалы Гитлеру.

Даже если бы Гитлер обнародовал оба документа, это не повлияло бы на ход событий, поскольку он уже решил проблему по своему усмотрению. 1 августа, когда до кончины Гинденбурга оставалось несколько часов, кабинет согласился на принятие закона, совместившего посты президента и канцлера. Закон должен был вступить в силу после смерти Гинденбурга. Юридически положение было действительно достаточно сложным. Как я уже говорил, статья 51 Веймарской конституции утверждала, что до момента новых президентских выборов обязанности президента переходят к канцлеру. С другой стороны, 17 декабря 1932 года правительство Шлейхера внесло конституционную поправку, одобренную положенным большинством в две трети депутатов рейхстага, в соответствии с которой в переходный период прерогативы президента отдавались председателю Верховного суда. В свою очередь, закон об особых полномочиях, принятый 24 марта 1933 года, предоставлял Гитлеру известные права на отступления от конституции при условии, что при этом не произойдет ущемления прерогатив ни рейхстага, ни президента. Гитлер в тот момент заявил, что намерен пользоваться своими новыми полномочиями с умеренностью, к тому же трудно представить себе, каким образом можно было на законном основании применить эти дополнительные права к решению вопроса о преемственности президентской власти.