Вьюга

— Я?.. А ты ничего не знаешь? Что в селе произошло, не слышал?

— В селе? Нет. А что такое?

— Понимаешь… Мелевше…

— Что с ней? — Сердар вскочил.

— Ранили ее… Топором…

— Гандым?! — не своим голосом выкрикнул Сердар.

— Нет, отец.

— Она жива? Говори! Правду говори! — крикнул Сердар и вдруг опустил голову на луку верблюжьего седла. Когда через несколько мгновений он поднял голову, лицо у него было темное, словно опаленное огнем. — Как… это случилось?.. — с трудом произнес он. И вдруг ударил кулаком по седлу. — Нельзя так! Нельзя же все сразу!.. — он закрыл глаза, несколько мгновений молчал, потом снова взглянул на Хашима. — Куда он ей попал?

— В голову.

— В голову?!

— Да… Но он только задел. Топор сначала о косяк ударился, поэтому не очень сильный удар получился… Она жива, ты не думай. Только без сознания пока…

— Где она?

— Вон в том корпусе. В хирургическом. Ее в операционную увезли.

— Пойдем туда!

В помещение их не пустили. Настаивать, требовать, объяснять у Сердара не было сил, и он молча опустился на лавочку неподалеку от двери. Кто-то потеснился, давая ему место, но он даже не разобрал — кто.

Только спустя некоторое время Сердар заметил, что вокруг полно односельчан. Видимо, они пришли сюда ради Мелевше и терпеливо ждали исхода операции. Если бы Сердар был сейчас в состоянии наблюдать, он заметил бы, большинство людей смотрят на него. Смотрят по-разному: одни неодобрительно, злобно, явно считая его виновником случившегося, другие с интересом — каково-то ему сейчас, но большинство — с явным сочувствием. Случайно Сердар поймал на себе взгляд Гандыма, но едва их глаза встретились, Гандым опустил голову.

Заметив в стороне Дурджахан, Сердар встал и подошел к ней. Женщина тихонько всхлипывала, закрыв руками лицо.

— Не плачьте, тетя Дурджахан. Врачи сказали, поправится… Все будет хорошо…

Дурджахан отняла от лица платок, взглянула на Сердара и зарыдала еще сильней.

— Девочку мою дорогую!.. Дитя мое единственное! Над собственной дочерью топор занести!.. — она забилась в рыданьях.

Сидевшие рядом женщины тоже начали плакать. Сердар опустил веки и сжал их, стараясь, чтоб не потекли слезы.

Сердару казалось, что в обоих этих несчастьях так или иначе повинен он. Он не сумел бы сформулировать, в чем именно его вина, но чувство виновности преследовало его неотступно.

Зато Гандым, пряча от людей хитро поблескивающие глазки, отнюдь не казался огорченным. Может быть, его даже не пугала мысль о трагическом исходе: лишь бы Мелевше не досталась Сердару, лишь бы тот не торжествовал победу над ним. Гандым слишком долго и упорно вел свои интриги, чтобы смириться с поражением. Он посидел сколько положено, потом встал и ушел. Впрочем, люди, давно сидевшие у хирургического корпуса, вообще уже начали расходиться. Зато подходили новые.

Сердару казалось, что операция тянется целую вечность. Усидеть на месте он не мог. Он ходил и ходил, хотя ноги были словно налиты свинцом, заплетались. Он бросался к каждому человеку в белом халате, выходившему из хирургического корпуса, но ответ был один и тот же — операция продолжается.

Наконец на крыльцо вышел врач. Огляделся по сторонам.

— Здесь есть родственники больной?

Дурджахан быстро поднялась с места, но Сердар опередил ее:

— Доктор! В каком состоянии девушка?

— А вы кем приходитесь больной?

— Я?.. Она… Она — моя невеста!

— Состояние тяжелое. Операция прошла благополучно, но ранение глубокое… Все решит послеоперационный период. Два-три дня…

— Доктор! Может быть, нужна кровь? Или кожа?.. Я слышал…

— Ничего не нужно, у нас все есть. К тому же потеря крови у нее сравнительно небольшая.

— Но неужели я не могу ей помочь?!

— Вы очень любите свою невесту?

— Больше жизни!

— Вот это ей и поможет. Это прекрасное лекарство — сознание, что тебя любят. К тому же, к великому ее счастью, у больной прекрасное сердце. Выкарабкается! — Врач, улыбнувшись, похлопал Сердара по плечу. И снова лицо его стало серьезным. — Конечно, гарантировать полное излечение трудно…

— В каком смысле, доктор?

— Очень сильное сотрясение мозга. Это редко обходится без последствий…

В отличие от стоявших вокруг односельчан, Сердар как-то не обратил внимание на это: «…редко обходится без последствий…» Для него сейчас имело значение только одно — Мелевше будет жива!

Сердар обернулся к Дурджахан, чтобы сказать ей слова утешения, и тут вдруг заметил председателя. Акым-ага стоял мрачный, насупленный, уши его малахая болтались опущенные, хотя холода не было. Перехватив взгляд Сердара, председатель знаком отозвал его в сторонку.

— Давно вернулся? — спросил он.

— Часа два уже.

— Стало быть, в курсе? Вот такие у нас дела… — Председатель тяжело вздохнул. — Думал, с хлопком управились, план выполнили, хоть дух перевести можно. Не тут-то было! Теперь про план никто не вспомнит. Дадут нам по шапке за это дело!

— Да, дело серьезное… — Сердар замолчал, отвернулся.

— А вообще — почему я должен отвечать?! — взорвался вдруг Акым-ага. — Покрывать его я не собираюсь, будь он мне хоть трижды племянник! Мне и без него хватит, за что отвечать!