Вьюга

Впереди его ждало наказание, то самое святое проклятие, одна из ужаснейших казней, которая только могла произойти с человеком в этом мире. И в разноголосом крике толпы уже становились отчётливо слышны два заветных слова: «Повесь его!!».

По местному обычаю тот небольшой пригорок, к которому направлялся несчастный со своей ношей издавна именовался Талой плешью, так как первым вскрывался ото льда и снега во время оттепели. Бывало так, что даже зимой оставался малый пяточек совершенно обнажённой почвы, открытый многим ветрам. Именно со склона этой возвышенности срывался вниз совершенно захудалый, высотой не более четырёх-пяти человеческих роста, водопадик. Небольшой поток, словно нехотя, разбиваясь на множество ручейков срывался вниз, а его тонкие струи подхватываемые постоянно дующим здесь ветром обрызгивали близлежащие камни, покрывая их тонкой, но весьма твёрдой ледяной коркой. Сюда, к Седой пряди, как именовали местные жители этот водопад, никто и никогда не ходил за живительной влагой. Да и в реке, по которой сейчас брёл несчастный не черпали воды, суеверно считая подобный поступок кощунством и ужасным святотатством. Сюда приходили изредка, да и то с оглядкой. Но главным событием всего Баллах было празднество Первой оттепели. На оголявшемся пятачке десять на десять шагов первосвященники ортодоксов возжигали большой костёр и приносили жертвы. Казни же здесь оказывались столь редки, что даже старики могли пересчитать их на одной своей ладони.

Рон со страхом и странным пониманием всего происходящего следил за всей этой безумной жестокостью, которая творилась над несчастным. Приговорённый не сопротивлялся, не старался сбежать или в поиске спасительной смерти желал броситься в объятие умалишённой толпы. Человек покорно брёл к лобному месту поражая своим жалким и одновременно непокорным видом.

Непонятные волнующие чувства сменялись в груди Рона одно за другим. Ему даже стало казаться, что он прекрасно знает этого несчастного, решившего не отступать и довести до конца всю безумность и жестокость затеянную над ним. Слёзы горечи и сожаления жгли глаза Рона. Он, непонятно почему, но преданно и с особой дружеской теплотой любил этого человека. А потому, смотрел на всё происходящее с ненавистью к толпе и полным пониманием фатальности.

Люди немного приумолкли, когда приговорённый наконец-то добрался до места казни. Там его уже поджидали несколько аскеров-газаватов. Они хладнокровно наблюдали за тем, как человек, еле переставляя свои совершенно обмороженные ноги, наконец скинул камень и бессильно рухнул на землю. Небрежно подняв его, они содрали последние одежды с обессиленного, оголив его истерзанное тело с сиренево-чёрными пятнами кровоподтёков и рваными полосами открытых ран. Методично и со знанием дела мужчины в тёплых бешметах начали связывать руки и ноги приговорённого. Сейчас тупых зевак эти приготовительные процедуры мало интересовали. Они жаждали самого главного, того последнего движения, когда униженная и истерзанная жертва сделает свой роковой шаг. Всё это томное ожидание волновало толпу тем сильнее, что ясно понималось, что узреть ещё раз подобное зрелище в своей жизни вряд ли сможет кто-либо из них. Спуск вниз начался, люди кричали и ругались, но уже меж собой, спеша успеть вовремя. И только Рон стоял и смотрел, заворожённый картиной происходящего совершенно не веря в её реальность.

Это не могло быть правдой!

Всё это иллюзия, ужасающая и непоправимая!

Остановите!!!

Из горла вырвался не крик, а стон умирающего зверя. И ни одного слова юноша не мог произнести, мышцы сжимала страшная судорога. Его длинные волосы стали превращаться в сосульки и бились о лицо подхватываемые ветром. Стоять было практически невозможно: Рон чувствовал грубость верёвки, туго оплетавшей его одеревеневшие щиколотки, а ступни разрывались от безумной боли и крови наполнявшей и вздувшей их.

Что должно было произойти дальше было прекрасно известно. Его, Рона, подведут к краю пропасти и столкнут вниз. Связанные руки захрустят порванными сухожильями и вывернутыми из своих мест суставами. Верёвка удерживающая в подвешенном состоянии казнённого будет укреплена на возвышенности тем самым камнем, который он нёс весь свой долгий путь вдоль холодной реки. А постоянный ветер, холод и непрестанный поток Седой пряди превращающийся в мелкую морось сделают из него именно то, во что эти силы сотворили окружающие камни в течении всего Баллах— обледенелый сталактит на вечные времена.

Юноша дрожал от холода и страха. Его жажда смерти, на пороге которой он уже находился, ставала всё нестерпимей. Быстрей бы уж!..

— Ну так как, — подошедший Первосвященник встал рядом с ним, — ты будешь говорить?!

Горький ком застрял в горле, усилий уже не хватало даже на то, чтоб ответить. Рон открыл было рот, но из него вырвались лишь тонкие струйки пара.

— Ты отрекаешься от той ереси, которой искушал малодушных и слабых в духе людей? От того вздора и ахинеи, что называл Истинным путём веры и признанием людей равных богам? Отвечай!!