Однако бронзовокожие, не добежав до нас дюжину метров, вдруг стали падать, заламывать руки и отпрыгивать назад — под ноги остальным. Возникла давка. Но даже в этом многоголосом гвалте было понятно — язык, на котором перекрикивались несчастные, был внеземного происхождения.
— О-ля-ля! На них что, тоже действует репеллент? — не поверила Козетта и придирчиво себя обнюхала. — Хм, в остальном — приятно и эротично, как всегда, — оценила она свой запах.
Я вскинул автомат и пару раз выстрелил в воздух.
— Где Кохт?! — проорал я, когда все немного успокоились. — Мы вас не понимаем! Не напирайте! Кто-нибудь знает английский? И не кричите! — Я произвел еще один выстрел. — Может, русский знаком? «Водка, квас, селедка?» — наугад перечислил я по-русски. — Немецкий, может быть? Что, тоже нет? Хорошие вы люди, американцы… Что?.. Бен?!
Расталкивая всех дряблыми локтями, к нам выбежал Бен. Как и все, он был гол, бронзовокож и напуган.
— Бен! Бен!
Бен горестно заплакал и упал на колени, жалко хватая меня за одежду. Репеллент сводил Бена с ума: он то страстно тянулся ко мне, то унизительно отползал — и так повторялось снова и снова. При этом Бен непрерывно что-то бормотал и просил, но я так и не понимал его.
— Бен! Бен! Ну что же ты! — Я присел рядом с упиравшимся Беном и обнял его. — Бен!.. Как же я рад, старый ты дурак! Это Бен, мой дядя! — срывающимся голосом крикнул я Козетте, Фузу и Лесли. Я смахнул слезы с глаз и обратился к Бену: — Мама… она тоже тут, да? Как вы?.. Как… Прости… прости меня Бен!
Бен навзрыд зарыдал и крепко ко мне прижался. Его сердце не билось — но я не замечал этого, пытаясь справиться с душившими меня слезами. Мы с Беном боялись отпустить друг друга.
— Бен, послушай, — наконец с трудом сказал я. — Нам… нам очень нужна твоя помощь. Нам нужно знать, где Кохт, чтобы мы могли покончить со всем этим. Мы спасем вас… каждого! Бен… ты… ты понимаешь меня?
Бен торопливо кивнул и снова что-то сказал.
— А вот я не понимаю тебя, Бен, — мягко сказал я. — Твой язык — он иной… Где Кохт? Покажи нам, пожалуйста…
Бен затрясся еще сильнее: репеллент доставлял ему боль. Вскинув дрожавшую руку, Бен показал на правую часть моста, а затем с воплем вырвался из моих объятий. Закрыв лицо, он отбежал к остальным. После этого он со слезами попытался коснуться меня через разделявшие нас метры.
— Я люблю тебя, Бен… — всхлипнул я на прощание. — Люблю тебя, лысый ты американский пень…
Я поднялся, и меня тут же обнял Фуз, а затем сразу Козетта и Лесли. Я благодарно взглянул на них: в их глазах тоже были слезы. Я с признательностью стиснул эту маленькую команду безумных изгоев.
— Двинули! — наконец зло сказал я, и мы молчаливо отправились в сторону моста.
Окружавшая нас людская масса в болях и корчах расступилась перед нами, как совсем недавно это делали трутни. Но то были трутни, а здесь и сейчас были люди — чьи-то близкие, дети, друзья… Я чувствовал, как гнев хищно раздувает мои ноздри, а злоба и отчаяние — по-хозяйски распирают мою грудь.
Спустя несколько минут мы достигли чудовищного, монструозного моста. Тянувшаяся внутри него черная нить напоминала огромный волос в теле исполинского воскового мертвеца. Через внушительные поры моста угловато сновали голые трутни, не имевшие ни волосяного покрова, ни пола, ни эмоций — словно ожившие манекены-нудисты.
Козетта грозно посмотрела на Фуза:
— Надеюсь, теперь ты доволен, м-м-м?
— Э-э-э… Чем? — осторожно уточнил Фуз и на всякий случай проверил ширинку.
— Тем, что здесь — всем заправляют лысые! — звонко рассмеялась Козетта, фотографируя коленообразный череп Фуза, отражавший мельтешение трутней.
— Узрите настоящую американскую мечту мигрантов, политиков и обывателей: постоянная работа, «выплаты» с потолка каждые пять минут, стабильное расширение производства! Не хватает только вечернего лимонада и секса с женой соседа! — злобно хихикнул Лесли, покачнувшись на каблучках. — Воистину, это место — подлинное отражение Штатов! Американцы строят из американцев! Хих!.. Каждый же из них мечтал быть сразу и ресурсом, и строительной силой, и инопланетным удобрением…
Я непонимающе проследил за хмурым взглядом Лесли и ахнул: мост, как и утверждал Гаррисон в дневнике, действительно был построен из тех самых падавших кусков мяса. Под присмотром трутней пленники Кохта подходили к рытвинам и провалам моста, затем вытирали свой пот принесенным мясом, словно смазывая его, после чего бережно клали кусок тошнотворной плоти в ухаб. Через миг мясо блекло и твердело, придавая мосту форму. И так было по всей протяженности жуткого путепровода.
Козетта немедленно повисла на мне:
— О-ля-ля! Явно же похоже на то, как в России дороги кладут, правда, Алекс?
— А еще в России кладут на насмешки и лоб злопыхателей один измерительный прибор, позволяющий восторгаться красотами нашей родины! — раздраженно парировал я.
Козетта тут же обиженно надулась.
— А что вы кладете на лоб злопыхателей? — заинтересованно спросил Фуз.