Вивиен Ли

К тому же ей мешал «прижиться» ревностный католицизм. Через два года миссис Хартли еле переносила жизнь в Индии и не замечала, что ее супругу вряд ли легче. Ежедневное соприкосновение с далеко не идеальной действительностью нарушало его душевное равновесие. В этих условиях мысль о ребенке не очень импонировала Гертруде. Тем более что год назад беременность сложилась неудачно.

Летом 1913 года, с началом тропической жары, Хартли перевез жену к подножию Гималаев, в Дарджилинг. Вечером 5 ноября, когда солнце уже село за вершинами Канченджанги и Эвереста, доктор сообщил ему о рождении дочери. Последние дни миссис Хартли часто смотрела на две могучие вершины: ее «ама» — приглашенная для будущего ребенка няня — сказала, что это принесет младенцу особую, совершенную красоту. Девочку назвали Вивиан Мэри.

Меньше чем через год началась мировая война. Хартли рвался в Англию, но его оставили офицером кавалерийской части — он неплохо разбирался в лошадях. Миссис Хартли с дочерью следовала за пим — в Масури и Утекамунд.

В Утекамунде выступали актеры-любители. Иногда там устраивали детские утренники, и миссис Хартли нарядила дочь дрезденской пастушкой, чтобы та спела детскую песенку. Вивиан вышла на сцену и решительно заявила пианисту: «Я хочу декламировать!»

Неизвестно, сыграл ли этот эпизод какую-то роль в настроениях миссис Хартли, но к концу войны она решительно настаивала на возвращении в Англию. Ей казалось, что настоящее воспитание в Индии невозможно. Она уволила «аму», к которой девочка относилась с раздражающей симпатией, и пригласила гувернантку-католичку. Она хотела бы видеть Вивиан другой.

Вернувшись из армии, Эрнест Хартли уже не играл на сцене: он стал старшим партнером фирмы. Тем более он не мог бросить дела и вернуться в Брайдлингтон.

Миссис Хартли читала дочери сказки Андерсена, «Алису» Льюиса Кэрролла, Чарлза Кингсли и Библию. Вивиан еще не чувствовала божественности Библии и однажды, когда мать решила сообщить чтению большую живость и поделила роли (сама она изображала пророка Даниила, Вивиан — льва), «лев» весьма ощутимо укусил ее. Больше пантомим не было, и любимыми книжками девочки оставались сказки Киплинга и греческие мифы.

Отношения между супругами накалялись. Пуританская «закваска» Гертруды исключала сосуществование с жизнелюбивой натурой ее мужа. Это не могло не повлиять на судьбу ребенка. В 1920 году, когда Э. Хартли получил отпуск и отправился с женой на родину, их сопровождала шестилетняя Вивиан. Гертруда заявила, что отдаст дочь в монастырскую школу: она сама училась в таком заведении и полагала такой выход наилучшим.

Знакомые рекомендовали школу в Рохемптоне, и в марте девочку отвезли для разговора с матерью Эштон-Кейз. Настоятельница нашла девочку слишком маленькой. Испуганный ребенок уцепился за отца. Эрнест Хартли был на стороне дочери: отчаянные просьбы Вивиан отвезти ее назад, в Индию, могли растрогать кого угодно. Увы, Гертруда оставалась неумолима. Она не обращала внимания на отчаяние дочери и на то, что девочка обиделась на отца и перестала замечать его. Она думала о пользе ребенка и приняла решение!

Первые дни в Рохемптоне были отчаянно одиноки. Потом Вивиан стала привыкать. Самая маленькая в школе, она пользовалась покровительством монахинь и подруг. Все знали, что родители этой девочки в Индии (в те годы это было равнозначно расстоянию между Землей и Марсом) и она слишком мала для строгостей Рохемптона.

Так оно и было. Дети не понимали, почему им запрещают мыться нагими — только в рубашках! Почему нельзя ходить в лакированной обуви — вдруг кто-то, как в зеркале, увидит их нижние юбки?! Гертруда приучила Вивиан к беспрекословному послушанию, да и по природе она была послушна и добра. С детства она привыкла угадывать желания других, и ей не приходило в голову, что порой альтруизм делает ее беззащитной.

Откровеннее всего Вивиан бывала с Морин О’Салливен — самолюбивой и непокорной девочкой двумя годами старше ее самой. Однажды Морин заявила: «Когда я уйду из школы, я буду летать. Я хочу стать летчиком». Вивиан отвечала: «А я хочу стать актрисой. Великой актрисой!»

Эти слова не были пустой фантазией. Каждый год в школе ставили любительские спектакли, и Вивиан уже сыграла несколько маленьких ролей. Теперь ей поручили Заморыша в «Сне в летнюю ночь».

Некоторые предметы мало интересовали Вивиан — педагоги жаловались на ее рассеянность. Однако она с увлечением занималась историей, играла на пианино, скрипке и виолончели. С такой же радостью девочка посещала уроки «драмы» (в этой странной школе был и такой курс) и танца. Прирожденный рассказчик и лидер, она не боялась одиночества и часто сидела у воды во власти своих фантазий. На вопрос: «Почему ты не с девочками?» — могла ответить: «Я смотрю на отражение деревьев в воде. Прелестный балет!» Ее истории слушали с увлеченном, но она никогда не рассказывала ни об Индии, ни о своих родителях. Ее внутренний мир замкнулся.