Вивиен Ли

Воспользовавшись этим, Майер еще раз попытался «аннексировать» фильм. В связи с увольнениями, простоями, пересъемками, стоимость отснятого материала уже превысила смету. Продюсер оплачивал счета с помощью брата. МГМ отказалась предоставить новые ассигнования в счет будущих прибылей. Майер ждал, когда зять окажется в безвыходном положении. Семья Уитни не хотела давать ни цента. Отказали и калифорнийские банки, но в последний момент Уитни раскошелились.

Не теряя времени, Сэлзник пригласил еще одного режиссера — Сэма Вуда. 10 мая вернулся Флеминг, и фильм снимало сразу трое: Флеминг, Вуд и Уильям К. Мензис, которому поручили монументальные кадры госпиталя и паники в Атланте накануне вступления северян. Вивиен Ли снималась то у одного, то у другого, то у третьего. Иногда — у каждого из троих в один день. Утром она могла изображать двадцативосьмилетнюю Скарлетт финала, днем — взрослеющую героиню в самый разгар ее борьбы за Тару, вечером — избалованную девочку-подростка начальных эпизодов.

Профессионализм и целеустремленность актрисы покорили даже Сэлзника: он все более уважал эту сильную женщину. А она устала: «Я жила Скарлетт почти шесть месяцев, с раннего утра до позднего вечера. Я хотела, чтобы каждое движение, каждый мой жест принадлежали Скарлетт, и я должна была чувствовать, что даже те поступки Скарлетт, которые достойны презрения, совершены мною».

На ее плечи лег фантастический эмоциональный груз. Де Хевилленд была поражена физическим и нервным истощением подруги.

На лице Вивиен Ли появились морщины. Оператору пришлось изменить освещение и диафрагму, чтобы спрятать следы измождения и усталости. Однажды ассистент режиссера поправил край ее шляпы. Актриса отскочила с криком: «Пожалуйста, оставьте меня». Окружающие увидели в этом проявление нервозности, чуть ли не болезни, но ведь в этот момент Вивиен Ли была Скарлетт, а Скарлетт ехала в Атланту продавать себя за 300 долларов, чтобы спасти Тару. Актерский хлеб нелегок…

Уик-энды Вивиен Ли проводила у Кьюкора. Иногда она находила силы посмешить друзей, изображая, как Кьюкор показывает Скарлетт в лирической сцене, заменяя нежные слова уморительно грубыми выражениями («В Скарлетт много земного, примитивного, безжалостного, что так не отвечает внешности и утонченности Вивиен. Ее пародии были ужасно смешны — особенно нарочито вульгарный американский акцент», — вспоминает Д. Кьюкор).

К концу съемок мелодраматические сцены следовали одна за другой: падение Скарлетт с лестницы после ссоры с Рэттом, рождение мертвого ребенка, смерть дочери, которая падает с пони, болезнь и смерть Мелани…

Продюсера не удовлетворял финал первой части, сцена на рассвете, в разграбленной Таре — Скарлетт выходит в поле в поисках пищи и, не найдя ничего, кроме редиски, клянется «лгать, воровать и убивать», лишь бы никто, ни она, ни ее семья не испытывали голода. Как правило, вскоре после начала съемок поднимался туман, и Сэлзник командовал возвращаться в Калвер-сити. Так было несколько дней подряд, и, в конце концов, трейлер, где Вивиен Ли могла загримироваться, привезли прямо на место съемок. В день, когда небо обрадовало оператора ясностью и чистотой, Вивиен Ли была так утомлена, что после нескольких дублей опустилась на колени и стала в ярости бить землю. Эта вспышка объясняет силу эмоционального воздействия эпизода.

Самой трудной для актрисы была сцена бомбардировки Атланты, где она отказалась от дублерши и снималась под артиллерийским огнем, хотя холостые снаряды взрывались в нескольких футах от нее.

За весь день Уильяму К. Мензису удалось снять два-три десятка метров, съемки постоянно прерывались, каждый раз приходилось поправлять грим (Сэлзник хотел, чтобы на лице героини оседала пыль — рассеянные в воздухе тонны измельченной глины). Однако особая сложность заключалась в том, чтобы все участники грандиозной массовой сцены находились на отмеченных крестами для каждого точках мостовой. Для Вивиен Ли, которая металась меж двух огней — с одной стороны на нее неслись всадники, с другой — толпа беженцев, пережитое Скарлетт было физически реальным: «Уверяю вас, что видеть падающий на тебя снаряд совсем неприятно, даже если знаешь, что кавалеристы — мастера своего дела. Я была так занята тем, чтобы быть в должной точке в должное время, что только вечером, ложась в постель, поняла, как физически была измучена Скарлетт, каких синяков и ушибов стоили ей эти минуты».

Мужество Вивиен Ли не осталось невознагражденным. Сцена перед госпиталем производит впечатление и сегодня, когда зритель не прощает имитации.

Измученная, раздраженная жалобами обреченных пациентов, Скарлетт выходит на улицу. Каждый разрыв вселяет в обезумевшую толпу новый панический импульс, и Скарлетт несет, как щепку в половодье — то закружит, то остановит, то поглотит и снова понесет. Вздрагивая всем телом при звуке разрыва и зажимая уши, маленькая фигурка рвется против течения. Ее пихают, сбивают с ног, а она рвется на свободу из этого страшного клубка тел, инстинктов, животного страха.