Виза на смерть

— Мы познакомились в кино… — рассказывала молодая женщина в шляпке. — Фильм был такой плачевный, и я начала плакать… У меня не было платочка, и он мне одолжил…

— Меня перевели в другую часть… Я писал, но ответа не было… Я всегда ее помнил, девушку с небом в глазах… — вторил ей мужчина в летной форме.

«И зачем только они нашли друг друга? — думала Женя. — Жили бы себе каждый в своем углу и питались несбыточными надеждами. А так… поженятся, а потом она ему надоест, эта девушка с небом в глазах… Или он ей…»

— Мы желаем вам счастья! — провозгласил ведущий, и студия с энтузиазмом зааплодировала.

«Счастье… — подумала Женя. — Знать бы еще, что это такое… Большинство моих подруг искренне считает, что это — удачное замужество, а когда я им говорю, что моя личная жизнь сложилась прекрасно — они мне не верят. А я действительно была счастлива, пока Машка была со мной. И ничего мне не было нужно, никакие мужья. Может, со мной что-то не так? Может, я действительно урод? Но ведь я точно знаю, что ради того, чтобы Машка вернулась ко мне, я бы отдала всех мужей на свете, вместе взятых».

Под занавес была разыграна еще одна сцена в духе бразильского сериала. Ведущий объявил, что готов фоторобот девушки из скорого поезда, в которую влюбился парнишка с льняными волосами.

Ведущая обратилась к телезрителям:

— Если кто-то узнал эту девушку по фотографии, позвоните нам, пожалуйста!

— Вряд ли кто-то позвонит, — неожиданно заявил ведущий и лукаво подмигнул зрителям. — Ведь в студии наверняка кое-кто уже видит ее… Ну, что же ты, Таня?! Что же ты сидишь? Иди сюда! Ты слышала, зачем он тебя ищет, да? — Ведущий протянул ей руку и подвел к парню. — Ну хорошо… Теперь разбирайтесь сами…

2

Когда Женя с Татусей вышли на улицу, заморосил дождь.

— Слишком много клюквы, а так — ничего… — сказала Татуся, искоса взглянув на подругу. — И ведущие симпатичные. Но главное, им все-таки удается кого-то найти. Значит, есть надежда, что…

— Брось, Татка. Не надо меня утешать. Если Бог есть на свете, значит, из этого что-нибудь получится. А если нет… Как говорил тот персонаж у Достоевского: «Если Бога нет, какой же я после этого майор?» Так, кажется?

— Не помню… При чем тут майор? Вечно ты со своими цитатами! Я только не понимаю, для чего ты сказала про любую сумму? Что ты понимаешь под любой суммой? Я-то была уверена, что ты просто обратишься к людям, которые могли что-то видеть, чтобы они…

— Думаешь, они сами не сообразят? — перебила Женя.

— Не понимаю…

— Если такие люди есть и они меня слышали, они сами позвонят.

— Да, конечно, — растерянно проговорила Татуся, — но что ты будешь делать, если у тебя попросят… да хоть пятьдесят тысяч? Где ты их возьмешь?

Они подошли к машине.

— Если бы пятьдесят… — вздохнула Женя. — Боюсь, как бы не попросили миллион.

— Вот именно. Я не понимаю, зачем ты это сделала? Можешь объяснить?

— Могу.

Женя открыла рот, но ответить не успела — кто-то постучал в стекло ее «шкоды». Она повернулась и увидела мужчину из студии, который искал своего брата.

— Хорошо, что я вас догнал… Простите, пожалуйста, вы — Женя, сестра Виктора Шрамкова? — спросил он, и Женя с удивлением почувствовала, что в ее душе что-то отзывается на звук его голоса.

— Да, я Женя, — ответила она.

— А я Митя Антонов. Вы меня не помните?

— Нет…

— Мы с вами встречались на мидовских елках и вместе кричали: «Ну-ка, елочка, зажгись!» Правда, это было давно.

— А-а… Должна вас разочаровать — эти воспоминания не вызывают у меня ни малейшего умиления. Я терпеть не могла эти елки…

— Ну… я их тоже не особо любил, — улыбнулся Митя. — Но хорошо помню, как вы меня угощали шоколадом. А еще наши братья когда-то вместе учились в институте…

Через час, оставшись одни, они гуляли под моросящим дождем по Тверскому бульвару, и Женя рассказывала о своей беде.

— На вашем месте я бы все-таки выяснил отношения с отцом, — сказал Митя, — мне кажется…

— Мой отец — типичный советский ортодокс, упертый и непробиваемый. Выяснять с ним отношения совершенно бесполезно.

Митя немного помолчал:

— Значит, мне повезло больше. Мой отец тоже был дипломатом, но у него в кабинете висел портрет Солженицына. Они с мамой называли его Исаичем.

— Ну вот, — вздохнула Женя, — у нас был Ильич, у вас — Исаич…

Они посмотрели друг на друга и рассмеялись.

— В МИДе работали разные люди, как и везде, — добавил Митя.

— Я с детства помню отцовских коллег, которые бывали у нас в гостях. Они всегда казались мне холодными и безнадежно скучными. Говорили они только о политике, при этом иногда почему-то понижая голос и даже чуть-чуть оглядываясь через плечо, будто в нашей квартире кто-то мог их подслушать. Сперва мне казалось, что хотя бы в эти редкие моменты они говорят о чем-то интересном, но, увы, их секреты были такими же скучными и серыми, как все остальное. Из-за них, когда я была маленькая, мир представлялся мне скопищем врагов, скалящих свои хищные морды на СССР. Впрочем, это были люди старшего поколения… Моему отцу — восемьдесят четыре года.

Они помолчали. Женя посмотрела на небо и закрыла зонт.