Виза на смерть

На самом деле ей очень хотелось посмотреть, чем кончится эта история — правда ли, что ребенка украли, и если правда, то что будет делать настоящая мать, когда увидит свою дочку, и как поведет себя злодейка — пассажирка в дорогом костюме, — когда ее поймают за руку? Но откуда ей знать, не сумасшедшие ли эти двое, свалившиеся на ее голову в самом конце рабочего дня? И не рискует ли она получить выговор за нарушение инструкций или, того хуже, лишиться с таким трудом полученного непыльного места в авиакомпании?

— Идите к дежурному аэропорта. Без его разрешения я ничем не могу вам помочь.

— Женя, звони Гулину, — сказал Митя, — скорее!

Женя вытащила из кармана куртки мобильник, нажала кнопку и прислушалась к отдаленным гудкам.

— Никто не подходит, — сказала она.

— Набери еще раз. Не может быть, чтобы там никого не было.

— Может. Он же не сидит в кабинете.

— Его сотовый у тебя есть?

— Нет.

Митя повернулся к Кате и заметил, что она положила на стойку рацию.

— Что там? — выкрикнул он.

Катя, слегка поджав губы и старательно отводя взгляд, сухо ответила:

— Самолет уже в воздухе. Сожалею.

Женя закрыла глаза.

— Я больше никогда не увижу ее, — прошептала она.

— Женя, успокойся! Еще ничего не потеряно. Пока самолет в воздухе, у нас есть три часа. Сейчас я позвоню на Петровку, и они свяжутся с кипрской полицией. Ее задержат в аэропорту Ларсаки, она никуда не денется…

— Ты наивный человек! Никто ни с кем не свяжется! Никто не подумает и чихнуть без распоряжений, согласований и указаний сверху! Кто ты такой или кто такие мы с тобой, чтобы слушать то, что мы говорим? Это мы знаем, что Маша там, на борту, а им нужны доказательства, которых у нас нет, тем более что в этой ситуации наверняка придется связываться с Интерполом… Пойми же: вся эта наша ментовская система — это… это… «нечеловеческая музыка»!

— Не преувеличивай — в наше время связаться с Интерполом вовсе не так трудно…

— Возможно. Но пока будет длиться вся эта канитель, эта баба сто раз успеет смыться с Кипра и спрятаться в надежном месте, где ее никто не найдет. У Барсукова наверняка есть для этого куча возможностей.

Митя взял ее за руку и потащил за собой.

— Куда мы идем?

— В милицию.

— Бесполезно. Давай лучше…

Она не договорила. Откуда-то из глубины, со стороны пограничного контроля послышался детский плач. Они оба как по команде повернули головы, и Женя вцепилась в Митину руку. Лавируя между только что прошедшими регистрацию пассажирами, к стойкам быстро приближался Гулин, неся на руках плачущую Машу.

— Ну-ну-ну, — приговаривал он, тихонько похлопывая ее по спине, — не надо плакать…

Не обратив внимания на окрик одной из служащих, Женя, сбив чей-то чемодан, одним прыжком перескочила через транспортер и бросилась ему навстречу.

Через двадцать минут, оставив спящую Машу на заднем сиденье «тойоты» под Митиной охраной, Женя подошла к Гулину.

— Гулин, миленький, простите меня, если сможете, — сказала она и разревелась, уткнувшись ему в плечо.

— Ну-ну-ну, — повторил Гулин и точно так же тихонько похлопал ее по спине, как только что похлопывал ее дочь.

8

Просидев пятнадцать часов в камере предварительного заключения на Петровке, Оксана окончательно поняла, что теперь ей светит не только праведный гнев любовника за обман и украденные из сейфа сорок тысяч, но и самый настоящий уголовный процесс, а возможно, и срок за похищенную девчонку.

А ведь еще вчера ей казалось, что все это происходит не с ней. Когда мент ворвался в самолет, она, конечно, струхнула, но не слишком, потому что была уверена, что он к ней цепляется из-за убийства Семена и из-за того, что она, дав подписку о невыезде, собирается смыться, а про ребенка спрашивает просто так, из обычной ментовской привычки во все совать нос. Когда он вывел ее из самолета и оставил под присмотром аэропортовских ментов, а девчонку взял на руки и куда-то понес, она даже крикнула: «Куда вы? Верните мне мою дочь!» — и в этот момент ей казалось, что она, как красавица-героиня из американского боевика, спасает себя и своего ребенка, удирая от злого и жестокого главаря банды к любимому — голубые глаза, черные как смоль волосы, ямочка на подбородке и мужественная челюсть, обросшая трехдневной щетиной. У нее даже мелькнула мысль, не позвонить ли папику, но что-то остановило ее, а потом у нее и вовсе отобрали мобильный.

Съежившись в своем углу, Оксана лихорадочно соображала, что она скажет следователю, когда тот вызовет ее на допрос. Вчера она устроила истерику, билась и кричала, что не станет отвечать, пока ей не приведут адвоката, а потом и вовсе изобразила обморок. Правда, за это ей пришлось поплатиться — откуда-то явилась докторша и сделала ей укол, сука такая. Оксана слышала, как она сказала менту: «Ничего страшного, оклемается», — но тот то ли торопился, то ли связываться с ней не хотел и отвалил, пообещав, что разговаривать с ней будет завтра.