Виза на смерть

Оксана стала изобретать новую тактику: может, заставить его ревновать? Может, пригрозить контрактом на пять лет во Франции? Уеду, мол, если будешь так нехорошо себя вести?

Неизвестно, что в конечном счете выбрала бы Оксана, если бы не случайно подслушанный разговор.

Вскоре после майских праздников к Барсукову приехал его друган из Сибири, откуда Игорек сам был родом. Другана звали Степой и был он огромного роста с ручищами и плечищами, как у известного древнегреческого героя. Словом, настоящий сибиряк. Барсуков, странным образом совершенно позабыв о своих благоприобретенных привычках жрать устрицы, черную икру и ананасы, заказал Толстухе несколько сотен сибирских пельменей, причем сам — не побрезговал! — долго и упорно объяснял (и даже показывал), как они готовятся, два дня подряд, почти не вставая из-за стола, глушил с друганом водку, тоже приготовленную по какому-то особому сибирскому рецепту, и вел долгие задушевные разговоры, от которых Оксану тошнило — она была девушка светская и изысканная.

На исходе второй ночи Оксана проснулась от очередного взрыва хохота. Проворочавшись около часа с боку на бок и поняв, что заснуть не удается, она решила немного развлечь себя, подслушав, о чем между собой говорят мужики, когда остаются одни. То, что она услышала, привело ее в ужас.

— Женюсь, Степа, женюсь… Дождусь, чтоб она мне сына родила, и женюсь. Или дочку. Дочку даже лучше.

— Да, дочку хорошо, — рычал пьяный Степа, — но сперва — слышь? — пусть сына родит, чтоб, слышь, продолжался род Барсуковых.

— Вот я и говорю: пусть родит, сука, а то я ей… — Игорек выругался и опрокинул в рот рюмку водки.

Оксана больше не слушала. Вот оно, оказывается, в чем дело — Игорьку хочется стать папашей… Как же это она раньше не догадалась? А ведь он что-то такое говорил — правда, как-то туманно… намеками… А она, дура, не поняла. Вернее, не захотела понять. И не только потому, что терпеть не могла детей, но и потому, что знала — после второго аборта дети ей заказаны…

Что ж теперь будет? Игорек подождет-подождет да и женится на первой попавшейся девке, которую обрюхатит? А как же она, Оксана?

Прошло два месяца. Оксана неусыпно следила за тем, чтобы в койку к папику не залетела какая-нибудь птичка, и одновременно лихорадочно соображала, как поступить. Может, купить одну девчонку у Люськи? Зачем ей две? Ей все равно жить не на что. Сидит себе в Балашихе без мужа, работает в сберкассе, куда ее мамаша устроила по знакомству, и проклинает все на свете. А так она одну возьмет и осчастливит.

Однако идею пришлось отринуть как совершенно негодную. Во-первых, Игорьку нужна своя дочь, а не какая-нибудь приемная. Приемную он возьмет и без помощи Оксаны, если захочет. Во-вторых, девчонки у Люськи обе страшные — одна хуже другой. Заморыши, а не дети. Зачем ей такая? В-третьих, что-то подсказывало Оксане, что Люська, несмотря на жуткое безденежье, ни одну из своих девок не отдаст. Ни за что. Почему не отдаст, Оксана не понимала, но точно знала, что так будет. Значит, и говорить об этом нечего, а надо думать дальше.

Вот тогда-то она и встретила своего старого дружка Генку Малявина, которого знала еще по Балашихе. Дружба с Генкой имела то преимущество, что, во-первых, он никогда не лез к ней как к женщине, во-вторых, с ним можно было вести себя запросто, не разыгрывая светскую львицу, а выпить, закусить и поговорить о наболевшем или попросить о чем-то таком, о чем нельзя было попросить никого другого.

Оксана, будучи в расстроенных чувствах, обрадовалась встрече и предложила «посидеть». Они зашли в первый попавшийся ресторан, и Оксана, приняв с горя значительно больше, чем следовало, раскисла и наговорила лишнего.

— Ты че, мать, такая квелая сегодня? — поинтересовался Генка, заметив ее унылый взгляд.

— У меня, Геночка, бо-ольшая лажа, — грустно ответила Оксана и, широко разведя руки, добавила: — Во-от такая.

— Чё случилось-то?

— А! — Оксана досадливо махнула рукой.

— Ну так давай, рассказывай. Может, я чем подмогну.

— Не-е-ет… Ты мне тут… ничем. Тут, Геночка, мне никто не поможет.

— Так не бывает. Ладно, давай колись.

Оксана наклонилась к нему через стол и громко прошептала:

— Игорек не хочет на мне жениться.

— Это почему же? — удивился Генка.

— Потому что он хочет… блин! — Оксана прыснула, таким смешным ей вдруг показалось желание Барсукова. — Хочет стать отцом, мать его!

— Так ты его сделай… отцом, — предложил Генка, слегка перепутав назначение полов.

Оксана поцокала языком и, подперев голову кулаком и глядя пьяными глазами в одну точку, раздельно сказала:

— Эт-того я сделать не могу. Не мо-гу.

— Это почему же?

— Много будешь знать, скоро состаришься… Не могу я, блин, иметь детей. Понял?

— Да-а, хреново… — посочувствовал Генка. — А твой-то знает?

— Да ты че… Конечно, нет.