Византийская астрология. Наука между православием и магией

Это впечатление об очень узком круге ученых в рамках весьма рудиментарной научной культуры подтверждает тот инцидент, который произошел при дворе Иоанна Ватаца, согласно рассказу Георгия Акрополита[634]. Во время солнечного затмения императрица Ирина попросила последнего объяснить ей причину того. Молодой Акрополит, хотя лишь начал изучать философию у Влеммида и не был уверен наверняка, понял, что это тень, которую луна отбрасывает на землю, и утверждал, что солнечный свет ослабевает только внешне. Врач Николай, «человек, который был весьма мало причастен философии, но превосходен в своем искусстве, особенно с эмпирической стороны», уверенно выступил против этого: поскольку императрица его любила, а Акрополит был заикой, то она назвала последнего идиотом, но позже раскаялась в этом. Невежество императрицы не должно нас удивлять, ведь она была не первой фигурой такого ранга, попросившей столь элементарного объяснения некоего природного феномена[635]. Возражения врача более примечательны: можно предположить, что его общее образование было полнее, но к этому можно добавить другие рассмотренные нами свидетельства о некотором расхождении между медициной и математическими науками.

Какова же была роль астрологии в том курсе научного образования, которую Влеммид ввел в Никее? Если верить ему самому, то он полностью презирал ее, занимаясь собственными исследованиями:

«Я полностью занят астрономией, но не той, которую отвергают имеющие разум и которая низвергает не имеющих разума, которая ведет к расчетам и результатам, к рождениям и поиску благоприятных моментов, к другим глупостям и падениям. А той, которая устремлена вверх и ведет ввысь, которая разъясняет вращение неба в целом и в частях, а также движение звезд, как тех, что движутся вместе со Вселенной в общем направлении как части целого, так и тех, что имеют собственное, иное движение в противоположную сторону. Она показывает их подъемы и спады друг относительно друга, представляет их вечное сияние и исчезновения, отношения и расстояния, изменения, которые они претерпевают и действительно, и мнимо, рост и уменьшение дней и ночей, а также равноденствия, не везде одинаковые, равно как и смены часов в разное время, тождество или подобия и многое другое схожее она передает. И она объясняет причины всех вещей и раскрывает их перед глазами с помощью линейного доказательства, которое не нуждается ни в риторике, ни в грамматике»[636].

Однако из этого не следует делать вывод, что Влеммид был несведущ в астрологии, так как его учебник по физике демонстрирует обратное. В той части этой книги, которая посвящена небу, излагаются основные принципы астрологической науки: элементарные качества планет и знаков зодиака; дома, возвышения и опущения планет; соединения и аспекты планет[637]. Автор просто избегает высказываться по поводу влияния того, что он описывает[638].

Феодор Ласкарь. Аналогичное отношение к астрологии можно увидеть и в переписке ученика Влеммида Феодора Ласкаря. В письме к митрополиту Сард он рассказывает о визите латинского посла маркграфа Гогенберга. Маркграф был очень образованным человеком, и в его окружении были «ученые и врачи, которые тоже гордились философией»: эти философы утверждали, что знают все — «геометрию и астрономию, арифметику и музыку, логику, естествознание и превосходящее их богословие эллинов, а также этику, политику и риторику». Однако, как только они подверглись испытанию в ходе дискуссии с учеными Никейского двора, вся их наука внезапно исчезла, за исключением одной лживой астрологии: «Астрономия скрылась, оставив только астрологию, да и ту ошибочную и не такую, как должно»[639].

Чуть позднее, после восшествия на престол, Феодор II изложил свою критику оккультных наук в письме Герману, митрополиту Адрианополя[640]: