Византийская империя

В то же время чужестранный характер Византии часто играет ей на руку. Недавние сенсационные выставки, посвященные Византийской империи (к примеру, в Метрополитен-музее в Нью-Йорке в 1997 и 2004 гг., а также в Королевской академии художеств в Лондоне в 2008–2009 гг.), пользовались чрезвычайной популярностью. Их организаторы сделали упор на роскоши, экзотике и мистицизме, что, возможно, напоминает традиции Востока, но людям, похоже, это нравится. Такое видение в определенной степени напоминает мир, воссозданный в одном из самых знаменитых произведений, написанных на английском языке, где возникает образ Византии, – в стихотворении 1928 г. ирландского поэта Уильяма Батлера Йейтса под названием «Плавание в Византию», которое начинается так: «Тут старым нет пристанища»[74]. Йейтс подчеркивает духовный характер империи, напоминая об уникальности византийского ремесла и высказывая предположение о том, что «…в ранней Византии (может быть, ни до, ни после в известной нам истории) религиозная, эстетическая и практическая жизнь составляли единое целое, архитекторы и ремесленники… одинаково обращались и к толпам, и к избранным»[75].

Если говорить о художественной литературе, то посвященные Византии произведения никогда не пользовались популярностью у широкой аудитории. Умберто Эко произвел мировой фурор романом «Имя розы» (1980), действие которого происходит в Средневековье, однако его произведение «Баудолино» (2000), в котором прототипом одного из ключевых персонажей, по всей видимости, был византийский историк Никита Хониат (см. главу 6), не имело такого успеха. Аналогичным примером может служить контраст между огромным восторгом, с которым читатели приняли роман Роберта Грейвса «Я, Клавдий» (1934), где действие происходит в привычном для всех мире ранней Римской империи, и гораздо более скромным приемом, который был оказан его книге «Граф Велизарий» (1938), события которой разворачиваются в эпоху Юстиниана. Выдающийся лингвист и психоаналитик Юлия Кристева, недавно опубликовавшая роман «Смерть в Византии» (2004), поставила перед собой цель изменить европейский взгляд на Византию как на «слепое пятно в истории» в рамках детективного жанра – одна из ключевых сюжетных линий ее книги разворачивается вокруг Анны Комнины. Похоже, что читают ее в основном специалисты, а значит, проповедует она уже давно уверовавшим.

В области изобразительного искусства Византия претерпела ряд интересных трансформаций. В эпоху Возрождения византийский стиль живописи, так называемую manera greca, или «греческую манеру», презирали. Известный теоретик искусства Джорджо Вазари считал ее дремучей, грубой и неуклюжей, лишенной должного натурализма, а также косвенно намекал, что она игнорирует игру света и тени и законы перспективы. Однако именно эти черты – плоское пространство, предпочтение трансцендентального оптическому – стали превозноситься в XX в. и восприниматься как предтеча модернизма, и даже в византийском иконоборчестве некоторые теперь усматривали отражение более общих возражений против наделения художественных объектов символическим значением. На основе этого в 1950-х гг. известный художественный критик Клемент Гринберг смог провести параллели между византийским искусством и кубизмом и абстрактным экспрессионизмом. Это направление мысли весьма актуально и сегодня, но тут следует отметить, что формирующиеся положительные коннотации еще не успели стать общепринятыми.

Итак, какова же судьба византийского наследия в наши дни? Проще всего обнаружить его отголоски в странах, причисляемых к православному миру: на Балканах и в России. И не только благодаря сохранившимся там памятникам византийской культуры, но и потому, что в глазах научного сообщества и широкой общественности этих регионов византийская история представляет собой неотъемлемую часть местной исторической канвы и составляет основу их общей национальной идентичности. В сфере гуманитарных знаний и искусства вопросы Византии также присутствуют и активно обсуждаются. Достаточно упомянуть, к примеру, советского кинорежиссера Андрея Тарковского (1932–1986), чей фильм «Андрей Рублев», снятый в 1966 г. и рассказывающий об иконописце XV в., насквозь пропитан образами созданных Рублевым изображений святых; или греческого художника Стелиоса Фаитакиса (1976 – настоящее время), в работах которого присутствует визуальный язык византийской живописи, который, однако, используется для создания замысловатых современных аллегорий.