Пути же превращения героя фиктивного письма в автора эпистолографического сборника легко себе представить: ранневизантийское сознание нуждалось в прикреплении литературного произведения к какому-нибудь лицу, и в угоду этой потребности анонимное собрание «Писем», каким, очевидно, были «Любовные письма», стало обозначаться именем первого корреспондента. Перечисленные точки зрения дополняются еще одной наиболее радикальной (она принадлежит А. Н. Егунову и высказана в связи с настоящей работой), которая отрицает наличие одного автора: «Любовные письма» — сборник, объединяющий произведения разных авторов, живших в разное время, поскольку датировать во всей коллекции можно только два письма (I, 12 и I, 26).
Стилистическое единство сборника объясняется при таком подходе отбором писем, сделанным собирателем в соответствии со своим личным вкусом. Однако особенность писательской техники (о ней речь впереди) все же заставляет полагать, что перед нами не коллекция собирателя, а продукт единоличного творчества.
Время жизни Аристенета тоже определяется лишь по косвенным данным. Аристенет упоминает новый и старый Рим, т. е. наряду с Римом столицу Восточной империи Константинополь (I, 26), о делении империи на Западную и Восточную говорит как о само собой разумеющемся факте (I, 12) и, наконец, называет знаменитого пантомима Карамалла (I, 26), о котором латинский поэт V века (род. в 430 г.) Сидоний Аполлинарий пишет как о своем современнике (23, 268). На позднюю эпоху указывает и то обстоятельство, что автор не нарушает закон Вильгельма Мейера, и даже отрывки, которые он заимствует из более ранних источников, соответственно ритмизируются[472]
. Перечисленные хронологические приметы указывают в качестве нижней границы на середину V века, верхняя же не поддается точному определению, но, согласно господствующей точке зрения, Аристенет — современник императора Юстиниана (527—565), т. е. один из ранних представителей византийской литературы, еще очень тесно связанной с традициями предшествующего периода.Избранный Аристенетом жанр фиктивного письма имел свою долгую историю. Литературное письмо — периферийный жанр того широкого литературного движения, которое носит название второй софистики (II в. н. э.). Идеи второй софистики, ставившей своей задачей воскресить прославленное прошлое Греции, в византийское время, конечно, давно выветрились, но ее ориентация на язык классической Греции и в известной мере ее претензии на руководящее место в образовании человека любой профессии стали прочной культурной традицией, и риторическая подготовка еще долго составляла неотъемлемую часть обучения. Сохранились и многие использованные второй софистикой жанры, в частности жанр литературного письма, который в ранневизантийское время продолжает существовать в переписке если и не рассчитанной на публикацию, то, во всяком случае, предназначавшейся корреспондентами не только друг для друга (письма Либания, Василия Великого, Григория Назианзина и др.), и в фиктивных письмах Аристенета, а затем и Феофилакта Симоккаты (VII в.). Таким образом, Аристенет продолжает традицию эпистолографов II—III веков Алкифрона, Элиана и Филострата. В еще большей степени, чем у его предшественников, фикция письма у Аристенета нарушена, и дело в большинстве случаев ограничивается упоминанием имени адресата и отправителя, вслед за чем следует маленькая новелла, экфраза (описание) или анекдот. Некоторые номера сборника, например, I, 10 и I, 15, не соблюдают даже главнейших формальных особенностей письма.
Традиционно также объединение писем по тематическому принципу, использование смысловых имен и ряд других черт, свойственных более ранней эпистолографии.
Связи Аристенета с древнегреческой литературой не ограничиваются этим. Отлично знакомый с античными поэтами и прозаиками, он не только заимствует у них мотивы и сюжеты, но выписывает целые пассажи, которые затем, как камешки мозаики, складывает в сюжетный узор, составляя письма из почерпнутых у различных авторов фраз, отдельных выражений и отрывков. Особенно широко Аристенет использует для этого Платона, Алкифрона, Лукиана, Филострата и авторов греческого романа.
Заимствование осуществлено в таком масштабе (даже в примечаниях нет возможности отметить его случаи сколько-нибудь полно)[473]
, что можно говорить о мозаическом методе в творчестве Аристенета как о главенствующем. Однако контаминирование различных источников не указывает на творческую ограниченность Аристенета, а является следствием чуждого нам эстетического принципа, унаследованного византийцами от древних греков.