А тот повар Евфросин, когда пресвитер начал говорить, и все, окружив его, внимали рассказу, как евангелию Христову, открыл боковую дверь и вышел из церкви, чтобы избежать славы людской, и до сего дня более не показывался. Мы же, услышав это, весьма изумились, прославляя и благодаря отца, сына и святого духа ныне и присно, и во веки веков. Аминь.
Житие и предания аввы Даниила
Авва[497]
Даниил пресвитер Скита[498] случился в Фиваиде[499] вместе с одним учеником своим. И на возвратном пути они плыли по реке и приблизились к какому-то селению: старец велел морякам остановиться здесь. И старец говорит: «Сегодня мы останемся тут». Ученик его стал роптать, говоря: «До каких пор мы будем скитаться с места на место? Вернемся в Скит». Старец отвечает: «Нет. Сегодня останемся тут». И посреди селения того собрались странники. Брат говорит старцу: «Разве богу угодно, чтобы мы сидели здесь как собратья их? Пойдем хотя в часовню». Старец говорит: «Нет. Я буду сидеть здесь». И они просидели там до позднего вечера. И брат начал воинствовать против аввы, сказав: «Из-за тебя я помру». Когда они так препирались между собой, пришел какой-то старец мирянин высокого роста, совсем седой, весьма древний годами с вершей в руках.[500] Увидев авву Даниила, он обнял его и стал со слезами лобзать стопы его; приветствовал он и ученика аввы и говорит им: «Приказывайте».Старец этот держал также факел и обходил улицы того селения в поисках странников. И вот, взяв авву Даниила, и ученика его, и остальных странных, которых встретил, он привел их в дом свой, и налил воду в чан, и омыл ноги ученика и старца. Ни в доме у себя, ни где в ином каком месте не имел он никого близкого, кроме единого бога. И поставил перед ними стол, а когда они поели, бросил оставшиеся куски псам, бывшим в этом селении. Ибо таков был его обычай, и от вечера до раннего утра он не отпускал от себя ни одной души. Старец уединился с аввой, и до самого рассвета они сидели и со слезами вели душеспасительную беседу. Поутру, обнявшись, старцы расстались.
На дороге ученик поклонился авве Даниилу, говоря: «Сделай милость, отец, скажи, кто этот старец и откуда он тебе знаком?». А авва не пожелал ответить. Брат снова поклонился, говоря: «Ты ведь многое что поверял мне, почему же не поверяешь на сей раз?». Авва не пожелал рассказать ему о старце, так что брат опечалился и не говорил с аввой до самого Скита.
Вернувшись в свою келию, брат, как обычно в одиннадцатом часу, не подал старцу поесть, а старец соблюдал это время трапезы во все дни жизни своей.
Когда наступил вечер, старец взошел в келию этого брата и говорит ему: «Почему, дитя, ты заставил отца своего умирать с голоду?». Тот отвечает: «У меня нет отца. А если б был, он любил бы свое дитя». Авва говорит: «Дай мне поесть», и берется за дверь, чтобы открыть ее и выйти, но брат успевает удержать авву, и лобызает его, и говорит: «Жив господь, не пущу тебя, если не скажешь мне, кто тот старец». Брат не мог видеть, чтобы авва был чем-нибудь опечален, ибо весьма любил его.
Тогда старец говорит: «Приготовь мне немного поесть, и скажу». И, когда старец кончил есть, он говорит брату: «Учись склонять голову, ибо из-за речей твоих в той деревне я не хотел тебе ничего поведать. Смотри, не повторяй того, о чем сейчас услышишь. Старец тот зовется Евлогием, по ремеслу он камнесечец. Каждодневно от трудов рук своих он получает один кератий[501]
и до вечера ничего не ест. А вечером возвращается в деревню, и приводит в дом свой всех странников, которых встречает, и кормит их, а что остается, бросает, как ты видел, псам. С самой юности своей и по сей день он камнесечец. В его сто, если не более, лет бог дарует ему силу молодого, и каждодневно вплоть до сего дня он зарабатывает свой кератий.Когда мне не было и сорока лет, я пришел в эту деревню, чтобы продать рукоделие свое, а вечером явился он и, пригласив по своему обычаю меня и бывших со мною братьев, принял нас в доме своем.