Византийские сочинения об исламе

8. Отныне, от данной вам свыше власти зависит не только понять, но и исправить случившуюся ошибку и восстановить несчастным киприотам от начала им данные отцами вашими права, невредимость и спокойствие, оставить их на прежних положениях мира дающими, сколько установлено, подать, оказывающими и доныне сарацинам издавна [установленные] услуги, свободными жизнью от всякого притеснения и насилия, причинённого им вчера и позавчера глупостью и бесчеловечностью Дамиана, чтобы не явиться вам нарушителями справедливо принятых решений и соглашений отцов ваших и, вместо подобающей вам за справедливость чести и славы, не впасть вам в противное.

Второе письмо Ему же [об обмене пленными]

1. Из всех благ, которые приносит людям жизнь и через которые человеческая жизнь приобретает наслаждение, нет ничего столь благого, ни более усладительного для [людей], украшенных разумом, чем приобретение дружбы и усердие о ней. Поэтому одни размышляли о том, как бы положить некоторое начало [отношений] и насадить дружбу с теми, с кем они не имели общения, другие же в случае, если [таковая дружба] издавна уже появилась и [лишь] со временем понемногу увяла, сильно стремились через самих себя возвратить её к прежнему виду и вновь привести в цветущее состояние, верно понимая и совершеннейшим разумом постигая природу вещей, что наслаждение дружбой дороже и приятнее, чем всё, что существует в [этой] жизни.

Я начинаю с такого введения не потому, что Ваше благородство не знает [обо всём этом], но как один знающий другому знающему, и в порядке общей беседы о том, чтобы нам обоим возобновить дело дружбы, которую не сейчас мы начинаем, но [к которой] мы стремимся скорее как к отцовскому наследству, и, как мы уже сказали прежде, стараемся привести снова в цветущее состояние [дружбу], которая со временем, не знаю каким образом, грозила выродиться.

2. Ибо не осталось незамеченным для вашего разума, что величайший среди архиереев Божиих, прославленный Фотий, мой во Святом Духе отец, с отцом Вашего благородства был связан такими узами любви, как даже никто из единомысленников (όμόδοξος) и единоплеменников не был столь дружественно к вам расположен; ибо, будучи человеком Божиим и великим как в божественном, так и в человеческом, он знал, что хотя бы стена [разности] религиозного почитания (σεβάσμος) и разделяла, но разум, проницательность, уравновешенность характера, человеколюбие и всё прочее, что украшает и возвеличивает человеческую природу, у тех, кто любит благое, возжигает любовь к тем, кто приближаются к любимому [благу]. Поэтому он любил твоего отца, украшеннаго тем, о чём я сказал, хотя между [ними] и стояло различие веры. К этому намерению были мы подвигнуты не [только] теперь, но совместно подвигались издревле и прежде, и о многом совершали мы [обсуждение], то же, что я сказал выше, [побудило меня] к исканию дружбы наших отцов.

3. Представился же ныне случай осуществить цель нашу, которому поистине следовало стать началом этого дела: это, как ты видишь, есть сострадание к единоприродному, человеколюбие, милосердие, кротость и, наконец, что другое, как не подражание доброте Самого Бога? Он по великой благости и бесконечному милосердию [Своему] создал тех, которые не существовали, и как Отец окружает заботой и попечением души произошедших от созданного из глины, защищает [их] жизнь, доставляет [им] всё, в чём человеческая природа имеет постоянство. Таков же настоящий случай, и он приносит одно из тех наслаждений, о которых я говорил; ибо освобождение узников, отпущение пленных, выкуп рабов, возвращение пленных к домашним, к родственникам и к друзьям, даёт утверждение рода, поддержание дружбы и сладость жизни.