Уже при самом входе, по кайме свода, видим, кроме изображения наиболее популярных в Константинополе святых, между ними Феодора Тирона, патрона воинов, две любопытные в иконографическом отношении сцены: Пророк, держа развернутый свиток, останавливает движением руки ангела, поражающего мечем толпу; вверху изображен город; по другую сторону арки представлен храм с завесами или скиния; три священника вносят в сундучках святые мощи для престола: очевидно, в этих сценах, хотя неясных, по причине разрушения многих подробностей, живописец должен был изобразить милость Божию, получаемую молитвою. Этим библейским темам соответствует содержание фрески в люнете на левой северной стороне (на правой стороне фреска исчезла): с одного края полукруглого люнета было представлено здесь (сохранились только фигуры ангелов) видение праотцем Иаковом небесной лестницы и ангелов служащих Господу; по другой стороне изображен юноша Моисей, иззувающий обувь перед горящею купиной, в которой виден медальон с Богородицею «Знамение»; окно гинекея разделяет обе сцены, отличающиеся замечательно строгим стилем. Точно также и по тяге следующей арки две сцены с центральным образом Христа в медальоне представляют: служение двух первосвященников (одного с семисвещником, другого с золотым потиром на голове) и вновь Моисея перед купиной. Над всем этим отделением подымающийся купол (таб. 43) представляет в центре Богородицу с Младенцем на лоне, т. е. образ знамения, по радиусам 12 Ангелов Господних, а по парусам – четырех Евангелистов. Ангелы стоят на облаках, выделяясь своими светлыми одеждами и радужными крыльями на синем фоне неба; одежды эти у каждого ангела своего особого цвета, или светло-голубые, розовые, белые, пурпурные, светло – зеленые: хитон в широких складках как шерстяная одежда и наоборот, причудливо тонкая драпировка гиматия; низ хитона окаймлен светло-голубой каймою и под ним виден нижний белый хитон.
Второе отделение целиком заимствовано из новозаветного откровения и притом относится к первому как омега к альфе: там мы видели начало откровения, здесь венец его во Втором Пришествии, Рае, Славе Спасителя; Сошествие в ад, как образ Воскресения Христова, поправшего смерть, указывает нам и на особое назначение придела служить усыпальницею. Эта связь сюжетов и руководящая ими поучительная богословская мысль составляют важнейшую сторону всякой византийской церковной росписи.
В центре всех изображений имеем собственно Второе Пришествие Христово и в то же время Страшный Суд: а именно в средине крестового свода представлен Христос в миндалевидном ореоле, восседающий на радуге, среди 12 Апостолов, сидящих по его сторонам судей; за Апостолами сзади ряды ангелов. Христос смотрит влево и правою поднятою (не благословляющею) рукою делает движение отметания грешников. Жест этот хорошо известен нам по средневековым итальянским фрескам и считается доселе безусловно их оригинальною чертою, хорошею или дурною, – другой вопрос. Не разбирая теперь значения этого жеста в иконографии сюжета, еще весьма мало нам известного, укажу только на самое существование жеста в византийском оригинале, что можно считать крайне важным[354]. Слева от Христа изображен ад в виде нескольких пластических сцен (посильно разрушенных); справа подымаются из гробов праведники. Вокруг всего центрального изображения идут пять (четыре?) хора, из которых ясно различаются лишь два хора: святителей и отшельников, а на двух сохранившихся парусах видно изображение сидящего на престоле Архангела и Авраама на троне, держащего души в лоне.