Византийское наследство

Муж остановился, а Хосефа затаила дыхания — она видела оскаленную ухмылку на лице палача и еле удержалась от вскрика. В ней вскипела горячая испанская кровь — инфанта поняла, что именно сейчас она была бы готова встретить любого, кто пришел бы убить ее мужа или детей свинцовой пулей или сталью клинка.

— Но шпага оказалась сломанной при падении — обломок был с четыре дюйма, не больше. К тому же кровь текла по лицу капитана — и я понял, что надо биться до конца и схватил табурет, выставив вперед ножки. Он меня ударил клинком, я отвел его в сторону и огрел мерзавца табуреткой по голове — он растянулся на полу и потерял сознание. Я быстро связал несостоявшихся убийц, поднялся по лестнице — в дверь колотились мои освободители. Впустив их вовнутрь, я уселся на камни…

Хосефа крепко обняла мужа и стала его пылко целовать, ее распирало от радости. Ее супруг собственной рукой добился освобождения, и сразил двух своих несостоявшихся палачей. Ласкала она долго, но ей хотелось также услышать продолжение рассказа. Софья Федоровна оторвалась от мужа с величайшей неохотой.

— А дальше что было, любимый?!

— До позднего вечера я сидел внутри каземата — даже в сумерках я ничего не видел — они слепили меня, не видевшего долгие годы солнечного света. Затем меня отвели с повязкой на глазах в баню, где Маша меня долго отмывала, грязь на коже была во много слоев. А потом…

Муж остановился — а Хосефа плакала, утирая слезы и представляя себя на месте этой девочки — это какое счастье мыть любимого, который столько лет ждал незатейливой ласки и доброго сердца.

— Она стала первой в моей жизни любовью, что подарила свою девичью честь. А ты второй, моя радость и любовь — ни тебе, ни ей я никогда не изменял, и делать этого никогда не буду, сколько бы мне не осталось жить. Я люблю вас двоих, и сердце мое постоянно разрывается…

Хосефа плакала на его плече, и видела, что на глазах мужа тоже слезы. Странно — она никак не могла приревновать супруга, постоянно ставя себя на место этой русской девчушки — она любила и страдала вместе с ней. И жалела сильно, что до сих пор не встретилась с Марией — совпадение имен инфанта находила совсем не случайным делом, а Божьим откровением, что очень важное, пусть и непонятное.

— А потом пришла война — гвардия бомбардировала крепость из пушек. Бомба взорвалась рядом — несчастному Мировичу оторвало голову, а мне пальцы. Я потерял сознание — очнулся в каземате, Маша меня поила и прикрывала собою, когда от взрывов тряслись своды, а мне на лицо падала каменная крошка. Ночью меня на галере вывезли в Кобону, на другой стороне Ладоге — там старый дворец. А на следующее утро убийца пытался там меня заколоть — но клинок попал в обрубок пальца…

Хосефа схватила искалеченную ладонь, осыпая рубцы поцелуями и слезами. Затем оторвалась от ласок, хотя не хотела этого делать, и очень осторожно спросила мужа:

— У тебя и донны Марии сын, названный в твою честь Иоанном. И где они живут, моя любовь?

— В Кобоне, моя радость. Я иной раз туда по дороге заезжаю — Маша поклялась мне, что никогда не посмотрит ни на одного мужчину в жизни. А я одной половинкой души и сердца люблю тебя и наших детей, а другой ее и деток. Прости уж меня, что молчал столько лет…

Они плакали оба, обнявшись — Хосефа впервые ощутила себя любимой и желанной в полной мере счастья, и видела мужа таким же, а не грозным и властным императором.

— У донны Марии дети?! Не сын один, а у тебя еще есть…

— Дочь Софушка — она родилась в прошлом году. Маша назвала ее в твою честь, сказала, что видит меня счастливым в браке с инфантой, и тоже счастлива за меня и тебя. А так хоть имя твое ей будет в радость произносить каждый день и благословлять тебя за ту ласку и заботу, что ты мне уделяешь каждый день, как в семье, так и в государственных делах.

Хосефа прикусила губу — странно, но она совершенно не чувствовала ревность. Наоборот — признательность в душе, и растущее уважение к той, которую любил ее муж, и благодаря которой он до сих пор жив и дарит ей самой большое счастье в жизни.

Но она была дочерью короля, и кроме яркой и пылкой любви к мужу, обладала расчетливостью. То что муж ей не изменял — ее обрадовало до глубины души — связь с донной Марией по всем канонам изменой не могла являться априори — она была раньше заключенного брака и была вызвана трагическими обстоятельствами.

Наоборот, именно эта связь и позволяла императрице пользоваться горячей привязанностью супруга, ведь в периоды постоянных беременностей жены, монарху нужно получать естественную женскую ласку. А донна Мария тут наилучшее решение — горячо любит императора, полностью верна ему как подданная и как женщина, сильно уважает ее как супругу любимого человека и монарха.