Визави (СИ)

В итоге поздний обед превратился в сущую пытку. Красовский думал сперва накормить клеща и потом спокойно поесть самому. Не тут-то было. Клещ отказывался наедаться. И пошло всё так: Красовский съедает ложку, затем даёт откусить хлеба клещу, в противном случае, сотрапезник наседает на голову, доводя Красовского чуть ли не до тошноты. Пол тарелки - это самое большее, что выдержал Красовский. Вкус еды перестал ощущаться к четвёртой ложке, а к шестой - гадливость к еде в целом.

Помыв за собой тарелку, Красовский расположился за столом. (К слову чтение классической литературы - единственное, что любил сильнее всяких вкусностей Красовский и посвящал этому занятию немало времени). Включив лампу, открыв пред собой книгу, погрузился в роман. Он попытался. Переворачивая страницу, клещевые лапки впиваются в седые виски. Надо думать, что клещ тоже читает. И читает больно уж медленно. "Ты отнял у меня всё. Даже радость чтения".

Красовский не знал, что ему делать. Он метался из угла в угол, нет-нет, да и поглядывая на себя в зеркало.

"Я просил помощи у людей, они обращались со мной, как с прокаженным; родной брат, не раздумывая отрекся от меня; даже для Бога я стал окаянным, в конце-то концов. Никто не помог. Своё одиночество я считал свободой. Но ты, чёртов клещ, ты отнимешь у меня всё. Даже радость одиночества". Красовский злостно посмотрел на отражение клеща:

- Да гори ты синем... - острая естественная нужда прервала его тираду.

Красовский пошел облегчиться по большому. И тут, посреди испражнения он ощутил, как по затылку, а следом и спине пробежали мурашки, ползя всё ниже и ниже. Заведя руку, потер поясницу, нащупал что-то непонятное; пальцы вымазались не пойми в чём; озадаченный, он разглядывал какую-то жижу, похожую на расплющенную мякоть абрикоса. Осознав, что это такое и откуда взялось, он встряхнул ладонь. Частички испражнений клеща разлетелись и ударились градинками о стены и пол.

Тщательно вымывая руки, Красовский не злился, нет. Горечь и безысходность заблестели в его глазах.

"Совсем меня доконать собираешься. Собачью жизнь устроить мне хочешь. Ты не остановишься, пока не выпьешь меня до последней капли" - не вопрошал, утверждал Красовский. И был прав...

***

Неделю назад клещ явился из кошмара Саввы Красовского и воссел на его голове. И ему пришлось жить с этим. Но разве это жизнь? Холодильник наполнен съестным, но жилец голодает. Он может только глядеть на еду, но кушать на пару с клещом - несносная мука. Противно до дрожи. Особенно, когда вспоминаешь, что последует за приёмом пищи. Отчего он постепенно исхудал и исчах.

"Лишь жить в себе самом умей -

Есть целый мир в душе твоей... "

Читать и само развиваться Красовский тоже не мог. И оттого потихоньку тупел и впадал в маразм; денно и нощно перебирая стихи у себя в голове.

"Кто гордость победить не мог,

Тот будет вечно одинок... "

Общаться было не с кем; унижать и упрекать отныне он мог лишь собственное отражение. Отъявленный самолюбец теперь был не в силах смотреть в зеркало. Ухаживать за собой он перестал. К нечёсаным усам присоединилась колкая щетина, переросшая в бороду. Грузный клещ вечно давил на голову, так что шея скрипела как ржавая труба. Уборку он не проводил (силы покинули его) и жилище его запылилось, наполнилось неприятной сыростью.

"Один я здесь, как царь воздушный,

Страданья в сердце стеснены... "

Не осталось ничего, чем бы он мог наслаждаться так самозабвенно как раньше. Всё что осталось Красовскому - это тягостно пялиться в окошко, из своей грязной комнатушке на цокольном этаже, на ноги прохожих. Днём и ночью. Днём и ночью. Порой он долго вышагивал из угла в угол, потом садился на кровать (ложился он, только нуждаясь во сне; клещ затруднял подъём) и куковал, таким образом, час за часом. Сон шел редко. А если и находил, то начинался всегда с кошмаров и потом эти кошмары продолжались наяву.

"Один, один остался я... "

На вторую седмицу своего остракизма в квартире отключили электричество. Харчи заплесневели; в холодильнике поселились черви - соседи сгнивших овощей и протухшего мяса; Красовский слышал и порой слушал, как ворошились личинки. "Им там тесно, наверное" - иногда думал он.

Время шло к ночи. Он лежал на кровати, содрогаясь от холода под засаленным одеялом, погруженный в мысли. "Один-одинешенек. Один, но и не один. Одиночество вдвоём", - бессвязные мысли копошились в уме Красовского, как те черви за дверцей холодильника.