Алена Аркадьевна тяжело брела после смены к дому. Июль, самый любимый месяц, солнце золотит березы и липы, небо блестит синевой, а у нее на душе полная чернота. Она знала, что будет дальше – видела в передачах про экстрасенсов. Колдунья поделится своей информацией с операми, а уж те с удовольствием вцепятся. Кому охота ловить настоящих, матерых преступников – гораздо проще обвинить ее, простую медсестру.
Вошла в пустую квартиру. Села у окна. Закурила. Смотрела, как солнце бледнеет и блекнет. Ломала голову, как оправдаться. Понимала, что все равно не получится. Вздохнула. Открыла нечитанный еще любовный роман – приберегала до отпуска. Читала о красивых, благородных людях и горько страдала, что в реальной жизни – сплошная несправедливость. Уснула на рассвете, проспала до обеда – на работу, к счастью, сегодня не надо.
Федя так и не появился. Но ближе к вечеру в дверь позвонили. Один раз. Тактично. Разве полицейские не трезвонят громко и требовательно?
Она отперла.
На пороге пожилой грузный человек. Один. Одет удивительно: шейные платки и запонки. Будто герой романа любовного. Но глаза нехорошие – цепкие, проницательные. На его удостоверение Аленушка взглянула мельком. И сразу втянула голову в плечи.
Но про себя решила: отпираться будет до последнего.
Первым делом толстяк ей предъявил то, чего и боялась, – распечатанный акт на двух страницах. Тот самый злосчастный акт об установлении смерти пациентки Сизовой.
Голос гремит, вибрирует:
– Алена Аркадьевна, потрудитесь перечислить, кто – поименно – присутствовал на комиссии?
Она посмотрела затравленно:
– Там внизу подписи. – Голос сел. – С расшифровкой.
– Что-то неладно у вас с расшифровкой, – усмехнулся гость. – Хорошо. Давайте разбираться последовательно. Врач-невролог Кокшенов Ф. М. Это Федор. Ваш муж. Возражений нет? Отлично. Едем дальше. Врач-специалист Эдвард Джеймс Томсон, – произнес со значением. – Ваш любовник.
Она дернулась, словно от пощечины.
Толстяк удовлетворенно кивнул. Неторопливо продолжил:
– И анестезиолог-реаниматолог Желяев И. Г. Что вы можете сказать по этому поводу? Он осматривал пациентку?
– Ну… да, конечно. Игорь Георгиевич тоже был.
– Да неужели? А все прочие утверждают: Желяев в день комиссии, двадцать шестого июля, на работе отсутствовал. Хотя официально отгула не брал. У меня есть показания охранников: не было его в больнице. Вообще. Есть также информация, почему на службу не пришел. Игорь Георгиевич – человек пьющий и частенько уходит в загулы. А вы его покрываете.
Она опустила голову. Толстяк прогрохотал:
– Кто подделал его подпись? Вы?
Алена Аркадьевна молчала. Как легко конструкция рухнула.
– Главный врач уже сознался: он на комиссию вообще не ходил. Доверил вам. И документ подписал задним числом. Да, халатность. Но преступление – именно вы творили. Кто – поименно – присутствовал во время освидетельствования?
И еще громче:
– Кто присутствовал, когда вы отключали Сизову от аппаратов?
Она опустила голову еще ниже.
– Можете не отвечать, – усмехнулся гость. – Я знаю, что только вы и ваш супруг. Никакую энцефалограмму не снимали, инструментальных исследований не проводили. И аппараты отключать не собирались.
Он рявкнул:
– Где она?
– Не понимаю, о чем вы говорите.
– Алена Аркадьевна, я догадываюсь, что вы хотели пациентке только добра. И придумали неплохой план. Но знаете присказку? Знает один – знает один. Знают два – знают двадцать два. А у вас слишком много народу было вовлечено. Да и как скрыть, что из морга исчезло невостребованное тело? А тот факт, что накануне похорон Сизовой в морг приезжал профессиональный гример: работал с лицом скончавшейся от алкогольной интоксикации дамы без определенного места жительства? Вы свою спецоперацию ночью проводили, но дежурный санитар патологоанатомического отделения, конечно, в курсе. Да и провожающие приметили: покойница крайне отдаленно напоминала Женю Сизову. Вы, конечно, ускорили отпевание, поспешили заколотить гроб, но это не помогло.
Аленушка собрала все силы, выпалила:
– Какую-то ерунду вы говорите.
Он сказал жалостливо:
– Ну, не усугубляйте вы свою участь. Мы ведь эксгумацию проведем.
И тогда она не выдержала – разрыдалась.
Авантюра обошлась Денису в сумасшедшую сумму, но он не жалел ни капли.
Самое малое, что мог для Женьки сделать.
О беде с бывшей подругой узнал случайно и только через две недели после того, как все случилось. Сразу примчался в больницу, прорвался сквозь охрану, одарил дежурную медсестру крупной купюрой, проник в реанимацию.
Толстуха в белом халате подвела к койке, показала на опутанное проводами и трубками тело. Лицо исхудавшее, почти незнакомое. Он схватил безжизненную Женькину ладошку. Прошептал:
– Жека! Я вернулся!
А она лежит бледная, безучастная.
Медсестра стояла рядом, глядела жалостливо.
Он обернулся к женщине:
– У нее есть шансы?
Та понурилась:
– Молитесь.
– А если ближе к делу?
– Что остается, если кома? – развела она руками.