Вижу зелёный!

—      Побежишь, когда на тебя из темноты три лба выскочат, один здоровее другого.

—      Твой? — осторожно, двумя пальцами старший лейтенант взял нож за конец лезвия и показал его Лазареву.

Тот у же давно понял бесполезность голого отрицания очевидных фактов и по дороге придумал новую версию.

—      Как вам сказать? И мой вроде, и не мой.

—      Ты не крути, а отвечай на вопрос.

—      Я и отвечаю. Нашел я его, гражданин начальник. Шел опять-таки через парк, гляжу: под кусточком блестит что-то. Кусточек раздвинул — нож! Хотел его вам принести, думаю, может этим перышком кто пырнул кого. Да вот не успел: днем-то некогда было.

— А зачем вынул его и замахивался?

—      А попугать хотел. Оборониться. Я же говорю, напугался очень. Налетели, ну, я бежать. Слышу, догоняют, не убежать. Ну, думаю, прибьют сейчас, до смерти прибьют. Я и вспомнил про ножик. Думаю: покажу им, может, напугаю, отстанут. Я ж не знал, что это дружинники. В темноте-то их повязок не видно. Вы бы им какие-нибудь светящиеся значки давали, чтобы издали было видно.

Старший лейтенант повернулся к Борису.

—      Вы его обыскали?

—      Нет, — виновато ответил он. Лейтенант поморщился.

—      Надо было посмотреть, нет ли у него в карманах чего-нибудь из вещей потерпевшего. А теперь бесполезно. Он по дороге мог все выбросить.

—      А у меня и не было ничего, — радостно подхватил Лазарев. Он шагнул к столу и вывернул карманы брюк. — Вот только сигареты и спички. Так это мои.

Он положил их на край стола. Из свисающих карманов на пол посыпались крошки табака и хлеба.

Старший лейтенант нажал кнопку на столе. Через несколько секунд в комнату вошел милиционер.

— Заберите его, — сказал старший лейтенант.

—      Куда? За что? — рванулся плюгавый. — Правов таких не имеете! Я прокурору жаловаться буду!

— Пойдем, пойдем! — взял его за рукав милиционер. — Дам тебе и бумагу, и чернил, пиши жалобу.

Лазарева увели.

—      Что ему будет? — поинтересовался Толик.

—      Задержим по подозрению до утра. Может, потерпевший проспится, вспомнит что-нибудь. Кстати, кто он такой? Адрес его вы записали?

—      Да он лыка не вяжет! В вытрезвитель его должны доставить, мы там с ним человека оставили.

—      Вот утром и спросим. Только вряд ли он что-нибудь вспомнит. Так что придется Лазарева отпустить.

—      Как отпустить?

—      Очень просто. Доказательств нет никаких. Чужих вещей у него нет.

—      Но ведь мы видели!

—      А что вы видели? Можете ли вы утверждать, что видели, как он грабил?

—      Нет, но...

—      Вот то-то и оно, что но, — старший лейтенант вздохнул. — Вы меня поймите правильно. Я тоже убежден, что он грабил. Но для суда нашего убеждения недостаточно, нужны доказательства, а у нас их нет.

—      Значит, выходит по старой пословице: «Не пойман — не вор»?

—      Не совсем так, но примерно. Точнее сказать: если нет прямых улик и существенных доказательств, то не вор.

—      Значит, пока нет улик, Лазарев может и дальше спокойно воровать?

—      Ну, я думаю, за уликами дело не встанет. Это ему сегодня так повезло: может, успел выкинуть по дороге, может, у того пьяного ничего не было.

—      А, может быть, вещи или деньги были у другого, того, который убежал от нас? — сказал Борис.

—      Может быть, — согласился старший лейтенант. — Кстати, вы его не рассмотрели?

—      Нет, — виновато сказал Толик. — Темно было. А он сразу в сторону сиганул.

—      Жаль, жаль.

— Если бы я знал, я бы за ним, а не за Лазаревым побежал, — сказал Толик.

—      Тогда бы Лазарева упустили, — вмешался Борис.

—      И так, и так плохо, — согласился дежурный.

—      Я думаю, это Трифонов был, — неожиданно выпалил Толик.

—      Какой Трифонов? — насторожился лейтенант. — Петр?

—      Он самый.

—      Почему ты так думаешь?

—      Да в прошлое дежурство застали мы их... В общем, распивали они на улице, — пояснил Борис. — Ну мы их предупредили, а забирать не стали.

—      Может быть, может быть, и Трифонов, — задумчиво сказал старший лейтенант. — Но теперь, если они с Лазаревым сошлись, то хорошего не жди.

Он что-то записал на листке перекидного календаря.

—      Надо будет заняться этим. Ну, спасибо, хлопцы!

Толик с Борисом вышли из отделения милиции и остановились на крыльце. Борис неожиданно спросил:

—      Ты куда сейчас?

Толик удивился. Впервые Борис заговорил с ним не официально, а по-товарищески. Сам Толик никогда на него зла не держал.

—      Домой, наверно, — ответил он.

—      А я в штаб, запишу в журнале дежурства.

Они еще немного постояли. Толик чувствовал, что Борис что-то хочет ему сказать, и не ошибся. Негромко и смущенно Борис проговорил:

—      Спасибо тебе.

—      За что? — искренне удивился Толик.

—      Если бы не ты, этот Лазарев мне наверняка бы ножик в спину вонзил.

—      А-а, ерунда! — отмахнулся Толик.

—      Ничего себе ерунда! Считай, что ты мне жизнь спас.

Толик не любил громких слов и излияний чувств, поэтому постарался перевести разговор на другое.