Вижу зелёный!

—      Ну вот. Иду я это, значится, вдруг слышу: что такое? Словно бы кто белье полощет да что-то приговаривает. Кому бы, думаю, здесь белье полоскать? Заглянул под обрыв, а там Михал Михалыч удочкой по воде хлещет и приговаривает: «Ворть тяста³! Ворть тяста, окаянная душа!» — «Кого, спрашиваю, это ты, Михал Михалыч, порешь и гонишь?» А он мне говорит: «Да вот сом проклятущий, всю рыбу распугал!»

Казалось, вагон подпрыгнул на рельсах от взрыва смеха. Смеялись все, даже сам Михал Михалыч. Отсмеявшись, он отер глаза от выступивших слез и сказал:

—      Было, однако, такое. Сел я на зорьке у омута. Рыба, понимаешь ли, дуром идет. Что ни заброс — поклевка. Кажись, на голый крючок клюнет. И вдруг скажи — как отрезало. Ну не единой поклевки, даже мелочь червя не теребит. Ну, думаю, это неспроста. И вдруг вижу: со дна омута подымается сомище, спина — как камера от машины, черная, блестящая и такая же толстая. Ну я и хлестнул со зла удочкой. А он как даст хвостом, брызги аж на берег выскочили. И ушел. Ну а рыбалке, само собой, конец, так больше ни одна и не клюнула.

—      Да уж это точно. Если сом появился — рыбы не жди, — согласились рыбаки.

Толик оглядел вагон. В дальнем купе тоже раздавались взрывы хохота. Там играли в карты, в подкидного дурака, и кто-то кому-то навесил погоны.. В соседнем Иван Алексеевич что-то объяснял своему серьезному внуку Игорю. Чем-то он напомнил Толику Диму, и чувство недовольства царапнуло ему душу. Сережка так на неделе и не появился. Говорили ему ребята, что видели его будто бы выпившего и вроде с Петькой Трифоновым. Вот уж эта дружба совсем ни к чему хорошему не приведет. Что может их объединять? Они и в школе-то никогда друзьями не были, а теперь и вовсе ничего общего между ними быть не должно. И как эту дружбу разбить.

Толик откинулся на спинку скамейки и закрыл глаза. В соседнем купе рыбаки завели очередную байку, но он уже не слушал их. Под убаюкивающий стук колес мысли его приняли другое направление. Он начал думать о том, что через месяц или через два сдаст экзамены на разряд и будет работать самостоятельно. Потом его мысли стали путаться. Он увидел себя за правым крылом электровоза, на месте машиниста. Честно сказать, Толик уже давно примерялся к нему. Иногда поднимался в кабину стоявших на ремонте электровозов, садился на место машиниста и, представляя себе, что он ведет эту огромную машину, передвигал контроллер, нажимал на кнопки, расположенные на щитке приборов.

Вот и сейчас он вроде бы сидел на месте машиниста, и не просто сидел, а вел тяжеловесный состав. Ветер бил ему в лицо! Навстречу неслось что-то темное, но совсем не страшное, и с ревом пролетало мимо.

А потом вдали появилось лицо Милы Головановой. Она была в косынке, надвинутой на самые глаза, такой, в какой была тогда, в совхозе. Лицо ее росло, приближалось, как это бывает в кино на экране, и наконец заполнило все видимое пространство. Потом снова налетело что-то темное, и лицо Милы исчезло, Шум сменился монотонным жужжанием, словно вся кабина наполнилась мухами. Одна из них села к нему на щеку и поползла к уху. Он мотнул головой. Муха взлетела и переместилась на шею. Он поднял руку и хлопнул себя по шее. Рядом раздался сдавленный смех, а муха снова села на щеку. Уже просыпаясь, Толик понял, что никакая это не муха, а просто Олег или Михаил забавляются.

—      Перестань! — буркнул он, но муха продолжала свой путь к кончику носа. Тогда он резким движением схватил руку шутника и крепко стиснул ее, кто-то ойкнул. Рука была маленькая и мягкая, совсем не мужская. Толик открыл глаза и увидел совсем близко, как во сне, лицо Милы Головановой.

—      Милка! Откуда ты? — с искренней радостью воскликнул он. — Подумать только! Сейчас я тебя во сне видел, а ты — вот она, здесь, наяву!

—      Правда? — тоже обрадованно спросила она. — И в каком же образе я тебе снилась?

—      А как тогда в совхозе, помнишь? — он вдруг смутился, подумав, что она может посчитать это намеком на тот поцелуй.

—      Ой, что это у тебя? — внезапно воскликнула Мила, увидев его синяк.

—      Где? — не сразу вспомнил Толик про синяк. — А-а, это. В среду на тренировке с защитником столкнулся.

Он потрогал синяк.

—      Больно? — участливо спросила Мила.

—      А-а, ерунда, — махнул он рукой и по привычке добавил: — До свадьбы заживет. А ты как здесь очутилась?

— В соседнем вагоне еду с отцом.

—      Куда?

—      Туда же, куда и ты.

—      На Мокшу?

—      Ну да.

—      Как это? У нас массовый выезд от депо...

—      А ты забыл, что у меня отец тоже в локомотивном депо работает? — улыбнулась Мила.

—      А он у нас вообще забывчивый, — влез в разговор стоявший рядом Олег. — Вот, например, всегда забывает знакомить своих друзей с интересными девушками. Приходится знакомиться самим. Разрешите представиться: Олег Князев, токарь четвертого разряда, друг и в некотором роде учитель Толи.

—      Людмила Голованова, — серьезно ответила Мила, но в глубине ее глаз попрыгивали бесенята. — Интересно бы узнать, в каком же это роде вы его учитель?