Визионер

– Постоянно. То такие же безумные художники, то серьёзная публика. Всегда разные. Старьёвщики одежду приносят каждый день. Я всех фотографирую, когда могу.

– Молодец. Женщины приходят?

– Много. Вокруг него, в принципе, все барышни вьются. Но постоянных две. Есть Зина, она натурщица. И ещё Полина Нечаева.

– Вот зараза! – не удержался Митя.

– Он вроде и с одной и с другой встречается. Но Полина в последнее время приезжает чаще.

Сыщик лишь скрипнул зубами.

– Распорядок или график там какой-нибудь есть?

– Никакого. Двери не запираются, режима нет. Язвицкий иногда пропадает сутками, а иногда не выходит даже. Ну, медитации или собрания заранее объявляют. И репетиции ещё.

– Репетиции?

– Ну да. Мы же спектакль ставим о судьбе Диоса Чудотворца. Премьера будет в конце сентября в Московском художественном театре.

– И Язвицкий играет Диоса…

– Ага. У него такой потрясающий костюм! Полина тоже участвует – играет святую Ашеру, а Зина – святую Алдону.

– Жизнь и любовь – как поэтично…

– А мне тоже роль дали! Там целых два слова! – Мишка встал, поклонился и картинно отвёл правую руку в сторону. – Еда пришла!

– Куда пришла?

– К людям! Я говорю, и после этого на сцену выходят тыквы, яблоки, поросята и укладываются в живописную композицию.

Дмитрий не знал, смеяться ему или плакать – настолько Мишка был серьёзен. Может, и вправду стоит посетить эту потрясающую премьеру?

– В общем, тебя нормально приняли?

– Ну да. Там весело. Я фотографии делаю, для истории МОСХ.

– Миша… Фотографии ты делаешь для полицейского архива. И находишься там не для веселья, а по работе. Надеюсь, ты это помнишь?

– Помню, – вздохнул Мишка.

– Держи это в голове. Каждую секунду. До конца месяца оставлю, потом свернём, если зацепок не будет. Кстати, о них. Ты не заметил у Язвицкого свежих шрамов или царапин на руках?

– Так они в бинтах уже несколько дней. Подрался, говорит. Судя по лицу, так и было. Не первый раз уже.

– Отлично. Осторожен будь вдвойне. Может, и не придётся там торчать ещё три недели, пару дней всего.

«Забинтованные руки, конечно, верный сигнал. Но всё же стоит проверить остальных, прежде чем брать Владимира», – решил Митя.

В художественном училище, несмотря на летние вакации, работа шла вовсю. Как удобно придумали: если ученики умеют пользоваться кистями и краской, то почему бы этим не воспользоваться, делая ремонт? Митя пробирался среди строительного мусора, корыт с известью и вёдер с белилами, жалея, что надел новые ботинки. Заляпанные студенты указали ему на строительные леса, стоя на которых Самокрасов с приятелем обновляли гипсовую потолочную лепнину. Сыщик крикнул и помахал рукой.

Анисим изволил спуститься через пять минут – в «спасайке», весь засыпанный побелкой и гипсовой крошкой. А за ним – и «товарищ по лесам», в котором Дмитрий не без труда узнал Ореста Ганемана. Надо же, какой трудолюбивый преподаватель.

– Чем обязан? – хмуро спросил студент.

– Будьте любезны, покажите руки.

Самокрасов недоумённо протянул испачканные ладони, перевернул. На коже, усеянной белыми точками, отчётливо виднелись свежие царапины.

– И где вы так поранились?

– Упал.

– Откуда?

– Так отсюда и упал.

– Мы скверно установили леса́, – вмешался Ганеман. – Моя недоработка. Хорошо, что Анисим обошёлся лишь царапинами.

– А вы, Орест Максимович, тоже упали? – спросил сыщик, заметив на руках преподавателя почти идентичные ссадины.

– А я ловил Анисима, – усмехнулся тот. – Как видите, неудачно. Сам поранился.

– Что ж, берегите себя. Оба.

Митю охватило какое-то отчаянное веселье. Эй, мироздание, тебе там, наверху, наверное, тоже смешно? Усаживаясь с биноклем напротив ателье Франка на Кузнецком Мосту, Митя заранее был готов увидеть нечто, оправдывающее ожидания.

Мироздание не подвело. Через полчаса из здания вышел месье Франк. В одной руке – поводок с собачкой, за локоть другой держится прекрасная Натали. Митя навёл фокус и с мрачным удовлетворением отметил, что на правой руке модельера красуется жёлтый пластырь. Никак собака покусала?

Натали, как истинная светская дама, была в белых перчатках.

И лишь Вишневский, отправленный для проверки аукционных документов в Московское художественное общество, доложил, что руки секретаря Попышева «не имеют следов инвазивного воздействия».

Пять из шести. Прекрасно. Куда уж проще.

Глава 12, в которой письменная речь показывает превосходство над устной

«…я писал, что полюбил Вас с первого взгляда. Ничего подобного со мной давно уже не было. Просто не знаю, что и делать…»

«…погибнуть, не насладившись Вашей любовью, – это адская мука. Мир утратит для меня всю свою прелесть и соблазн, если Вы не одарите меня ответным чувством…»